Самозванцы - [2]

Я работаю на государственном радио Франции. Мне платят за то, чтобы эти программы точно и своевременно, каждый четверг, транслировались в разные точки мира. Репортажи посвящены темам общественного, культурного, научного, иногда политического характера; наша задача — так сказать, не выметать сор из избы в том, что касается роли нашей страны (отсюда и название: «Франция в мире»), а, напротив, стараться показать все лучшее. Если нужно, мы бываем беспощадными (во Франции свобода слова), и наш шеф, месье Кастран, никогда не будет препятствовать записи программы, где идет острый разговор. Да и я не стану, что бы там ни говорили мои журналисты — о сплетнях, кстати, я прекрасно знаю (ведь у меня чуткие уши) — и какими бы обвинениями меня ни атаковали. Я всегда говорил, что отвергаю только плохие репортажи: если вижу, что работа не пройдет, даже если заказать мессу в Американской церкви (она расположена ближе всех к нашей студии, на набережной Гренель). В таких случаях я неумолим и прошу (ведь это моя работа) либо переделать репортаж, либо выразительным жестом показываю, что этой пленке самое место в мусорной корзине.

Что до частной жизни, должен признаться: живу я крайне скромно, можно сказать, даже скучно, так что вы поймете, чем для меня явилось приключение, к началу которого мы уже подошли. Однако не будем забегать вперед. После второй по счету неудачи в семейной жизни я решил жить один, не отказываясь от мимолетных увлечений, которые, однако, никогда не перерастают в постоянную связь. И хоть я и не Тайрон Пауэр, все же удалось создать некий круг подружек, с которыми можно провести выходные, а в понедельник забыть о встрече, а если и вспомнить, то без обязательств звонить друг другу и спрашивать, как поживаешь, чем занимаешься и какое у тебя сегодня настроение, — короче говоря, произносить те обычные фразы, которыми обмениваются постоянные партнеры. В Париже полно одиноких людей, которые выбирают такого рода отношения, считая их самыми удобными. Кстати, эта тенденция идет по нарастающей, о чем я недавно прочел в разделе «Современная жизнь» еженедельной «Либерасьон» (статья называлась «Пары одиночек»).

Итак, по порядку. Мы разошлись с Коринн, моей второй женой (ей тридцать шесть, родилась в Лилле, работает в отделении страховой компании Мафре на площади Клиши), после одного постыдного случая, о котором я вряд ли осмелюсь рассказать. Но по крайней мере попытаюсь.

Однажды я вернулся домой раньше обычного, потому что из-за какой-то странной забастовки консьержей был закрыт шахматный клуб в XIV квартале, где я играю дважды в неделю. Так вот, я пришел домой, разулся в дверях, чтобы не испачкать паркет (требование Коринн), налил себе обезжиренного молока с низкокалорийным печеньем и, привлеченный звуками музыки, со стаканом в руке направился в студию поглядеть, чем там занимается жена, а заодно удивить ее. Через полуоткрытую дверь увидел ее со спины, но не решился окликнуть — поза была какой-то странной. Любопытно. Я приоткрыл дверь пошире — компьютер включен… Коринн сидела в наушниках, брюки и трусы приспущены. Я подошел и уже собирался тихонько похлопать ее по плечу и сказать: «Я здесь, дорогая», как вдруг заметил у нее между ног видеокамеру, подключенную к компьютеру. Я непроизвольно взглянул на монитор и чуть не вскрикнул — весь экран занимал чудовищных размеров пенис, черный, со вздутыми венами; и, кажется, там еще была рука, которая его ласкала… да, рука (что же еще), унизанная кольцами. Рядом с изображением я, к своему стыду, прочел следующее: «Хочу взять этот горячий член в рот, возьми меня, задай мне жару!» Я почувствовал прилив гнева, потому что, несмотря на наушники, мне не верилось, что Коринн не замечает моего присутствия. Она вздохнула. Я опоздал. Она почти кончала. Потом она застонала, и в эту же минуту доиграл диск (кстати, это была «Треуголка» Мануэля де Фалья).

Обескураженный, я выскочил за дверь, а потом вернулся как ни в чем не бывало и, насвистывая, пошел по коридору: «Коринн, дорогая, ты дома?», на что она ответила из комнаты: «Я здесь, любовь моя, сейчас я к тебе выйду!» С кухни я крикнул, что у меня сорвалась партия в шахматы из-за забастовки консьержей, она ответила, что сожалеет, зато теперь мы сможем пораньше поужинать и посмотреть какую-нибудь кассету (мы берем их напрокат), и добавила: «Погоди, сейчас выйду из Интернета, я уже замучилась: ищу что-нибудь о европейском страховом законодательстве».

Меня передернуло при виде ее, и пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы вести себя спокойно и цивилизованно (а это, между прочим, очень действует на мою язву).

Больше всего меня поразил не сам факт измены (хотя не уверен, можно ли такое назвать изменой), а то, как спокойно и легко жена мне врала. «Это не в первый раз, — сказал я себе, — она занималась этим и раньше». И для меня это была уже не Коринн, а неизвестное существо, из-за которого все мое настоящее и (Боже мой!) прошлое стало иным. Я вспомнил, что тысячу и одну ночь она ложилась очень поздно, говоря, что сидела в Интернете, и представил себе, что рука, которую я видел на мониторе, — это не просто рука, а человек, у которого есть и лицо, и голос; и в каком бы городе и стране он ни жил, в его памяти остались ее нежные складочки, то, как она вздрагивала, возбужденно дышала… И этот кто-то спешит на работу, думая о ней; мастурбирует в ванной, представляя мою жену, ее голос, измененный компьютерным микрофоном… А может, он хвалится своим приятелям у стойки бара: «Я трахаю француженку — блондинку с розовым клитором, а муж ее — полный придурок»; ласкает ночью другую женщину, а потом наверняка желает ей спокойной ночи, точно так же, как мне Коринн, когда наконец-то соберется лечь спать.