Самовар - [17]

Первыми вступают в дело аналитики. История страны, состояние экономики, характер народа – все изучается: а вдруг они непримиримые головорезы, как курды? Им сменишь лидера, они его убьют мигом, и дальше будут свое гнуть. Для немца любой закон свят, а баск – прирожденный анархист. Почему рассосались результаты наших удачнейших акций в Африке? Этнографов и психологов не послушали, не учли традиции и психологию населения.

Аналитики опираются на данные разведки. Плюс книги, газеты, телевидение, все доступные источники информации. И выносят рекомендации: на какие силы ставить? кто выиграет? кто проиграет? кого нейтрализовать? каков эффект домино? какой метод предпочесть? сколько это будет стоить?

Безупречно проведенный бескровным парламентским путем переворот в Чили закончился провалом по двум причинам. Во-первых, не сменили армейскую верхушку, хотя аналитический отдел Генштаба и настаивал. Во-вторых, Андропов не сумел вырвать у старых маразматиков из Политбюро достаточно денег на поддержку режима Альенде. Наших кретинов пугало, что Чили станет такой же бездонной дырой, как Куба. А чилийцы – народ цивилизованный, трудолюбивый, за несколько лет встали бы на ноги: страна набита ценнейшим сырьем, и какая база в важнейшем юго-восточном регионе Тихого океана пропала!

… Каведе склонен отвлекаться для доходчивости на всякие примеры, а я словно вижу перед собой эту книгу: в черном переплете из плохого лидерина, с аляповатым золотым тиснением угластых букв Куде-тология. С грифом на титульном листе: Секретно. Конспектированию не подлежит. И лиловый штамп в верхнем углу, чуть вкось: Высшие курсы НКВД. Экз. No 7.

…Первоочередные узлы контроля: масс-медиа, транспорт, энергетика, узлы связи армии и полиции.

…Заранее подготовленные пакеты законов, привлекающих на свою сторону главные силы, основную часть населения.

– Обязательный принцип единоначалия! Жесточайшая координация! А то вечная неразбериха. И в результате Зенит штурмует дворец Амина в Кабуле, а батальон спецназа КГБ его же защищает, и палят они друг в друга. И удивляются, как здорово воюет другая сторона. Это называется – перетончить: пересекретили операцию от самих себя… бллллядь!

– В Афганис-та-не, в черном тюльпа-не, с водкой в ста-кане мы молча плывем над землей, – под нос поет Мустафа. Упоминание Афгана затрагивает его душевное равновесие.

Он у нас свежачок, его прошлое еще не улеглось, не стало отдельным от него. Он все еще пытается иногда найти смысл, просечь логику в том, к чему пришла его жизнь.

Он из Забайкалья, гуран [2], как с гордостью прозываются коренные. Казаки давно обжили манчжурскую степь, когда в те края, в нерчинскую каторгу, слали декабристов. Сполняли государеву службу: резались на рубежье с хунхузами. Хлеб сеяли, овец пасли, лампас по форме носили зелено-желтый: Забайкальское казачье войско.

Кровь мешалась с монгольской, ветвились фамилии: Голобоковы, Мясниковы, Прасолы. И был Витек Мясников невысок и цыганист – кость узкая, да жила выносливая: что мороз, что жара, – гуран.

Дрались пацаны в селе свинчаткой, бляхой, голицей – обледенелой кожаной рукавицей. А плавать не умели – в степи негде.

Школа – тьфу… ветер в щели. Девок щупали, в сортире подглядывали. После восьмого класса переходили в вечерку: девки беременели, пацаны шли учениками в ремонтные мастерские и полевые бригады. Обношенные учителя выводили мертвым душам тройки в табелях, чтоб самих не сократили.

Призыва в армию ждали с равнодушием людей простых, живущих как заведено. Последнюю неделю попили, погуляли, подожимали девок: на прощание очень важным ощущалось, чтобы она тебя ждала. Хотя для себя возвращение обязательным не полагали: мир велик, судьба впереди. Дальше Читы и Хабаровска никто не бывал.

Одетые в старье – хорошее все равно украдут или дембеля отберут – помахали из автобуса, и в райцентр. А там в военкоматском дворе цыкнули, рыкнули, построили по четыре, и погнали команду два сержанта на станцию.

В вагоне пили, пока деньги не кончились; за окнами мелькало бесконечно; на седьмые сутки приехали в Ульяновск, в учебку.

В учебке чистили картошку, зубрили уставы и маршировали. Жрать и спать хотелось. Разок гоняли на кросс – вокруг гарнизонного забора. Разок – на стрельбище: первый раз берешь настоящий автомат в руки – ого! – а через неделю провались эта дура, чистить да таскать, деталь обрыдлого быта.

Задники сапог нечищены – наряд. В сорок секунд подъема не уложился – наряд. А кто возбухнет – сержант загоняет отделение в сортир и командует валить мимо дыр, вот те наряд: кусок тряпки в десять квадратных сантиметров, и чтоб через час все было вылизано.

А чему еще мотострелка учить? Технику он не обслуживает, спорт и рукопашную, как десантуре, ему не дают… так, дурь выбить, а выправку вбить, чтоб службу понял – и хорош, давай под присягу. И остаются в памяти – подробности и слухи. Вот хэбэ стираешь шваберной щеткой, с песочком, пусть вытрется и высветлится, разложив на полу в умывалке. В кухонном чане миски заливаешь кипятком и крутишь в гремящей груде городошной битой: мытье. По подъему (Оправиться и выходить строиться на зарядку, форма одежды – с обнаженным тор-цем!) – в сортире по семеро в затылок дышат отлить в очередь, и с парного духа теплой чужой мочи в знобящем воздухе начинается день.