Самоучитель прогулок - [8]
Мой любимый французский фильм я обязательно когда-нибудь досмотрю до конца. Я люблю его и так, не зная финала. Больше всего я люблю смотреть его вечером, когда смеркается или уже стемнело. Дневные дела отложены до завтра, жизни от тебя больше ничего не надо, ничто не отвлекает тебя от просмотра фильма, который ты никак не можешь посмотреть целиком. Титры я последние годы пропускаю. С ними все более-менее ясно. Первые сцены на шумном рынке мне не очень нравятся. Мельтешат в кадре покупатели. Мелькает акробат на сцене ярмарочного театра, прощелыга с хитрой рожей. Затем возникает главный герой – смазливый, ловкий на язык и жуликоватый. Его я вовсе не люблю. Потом является красавица, хороша собой, хотя имеет такой неприступный вид, как будто все французы, имеющие право голосовать на президентских и парламентских выборах, хотят ее прямо сейчас. Она мне нравится, несмотря на то что из-под грима проступают серые тени под глазами, и так и хочется сказать ей, что она неплохо сохранилась для своих… Смазливый тем временем начинает за ней ухаживать, а за кулисами цирка, что рядом с рынком, пузатые силачи садятся на шпагат, крошечные Дюймовочки тягают гири немногим меньше их самих по размеру, усач с придурковатой улыбкой глотает шпагу.
И тут я обычно засыпаю. Это сладкий, безмятежный сон, ты плавно скользишь в мягкую тьму, теряя равновесие от легкого головокружения, и окунаешься в пустоту, как в тень от притормозившего рядом с тобой автобуса, внезапно заслонившего слепящее июльское солнце.
Я так люблю этот старый черно-белый фильм, снятый в Ницце или где-то на Средиземноморье в разгар войны и выпущенный в прокат за несколько дней до победы. В нем все замедленно по сравнению с современным кино так, что ты как будто начинаешь замечать, что эти картинки действительно движущиеся. Неспешно идут титры, а мы и не торопимся. Панорама рынка и завязка сюжета растягиваются минут на двадцать. И, войдя в этот ритм, у тебя нет желания поторапливать этот размеренный черно-белый мир, заранее зная, что будет в следующей сцене и что будет за ней. Случалось, я досматривал этот фильм до середины – и засыпал. Раз посмотрел почти целый час – провалился в счастливый сон.
Всякое бывало.
И какая разница, что там в финале.
На обложке одной французской книжки, которую я очень люблю, изображен мужчина средних лет, задумчиво рассматривающий цветок. Левая рука, в которой он зажал трость, отведена в сторону, мужчина задумался не на шутку. Знать бы над чем. Завивающиеся локоны парика, ложащиеся на плечи, придают этому чудаку-ботанику еще большую загадочность. В пухлом томике карманного формата с потрепанными углами и затертым корешком много узких желтых закладок. Я наклеиваю их в правый верхний угол, стараясь не закрывать текст. На них всегда какие-то каракули, в которых я далеко не всегда могу разобраться. Однажды меня застал за чтением в кафе знакомый моего давнишнего приятеля. Я пришел на встречу раньше времени, зачитался. А когда поднял голову от книги – увидел изумленное лицо и пальцы, тянущиеся к желтым закладкам.
– Что это? – спросил он с удивлением Пятницы, написанным на физиономии Золотухина. Он, конечно, не книгочей, а звукорежиссер, причем известный, работающий с Дэвидом Бирном. Главное в его деле – ловкость рук и умные, ясные уши. Живет он в небольшом городке, там находится его студия. И все-таки удивление его не могло меня не удивить.
Тогда я стал ему объяснять, что в книгах некоторые места мне кажутся интереснее, чем другие. Как в песне Моррисси, Some Girls Are Bigger Than Others, у всех ведь есть свои привязанности и предпочтения. Чтобы не забыть, что меня заинтересовало в тексте, я вклеиваю эти желтые закладки. Взгляд, которым наградил меня знакомый, выражал страх и поклонение. Продолжить заводить разговор в тупик нам помешал подошедший на самом интересном месте приятель.
С тех пор к этой книжке я прикипел душой.
Она была написана, чтобы рассеять недоразумения, возникнувшие после предыдущей книги этого автора. Недоразумения были в самом деле досадные. Автору хотелось рассказать о себе так, чтобы читатель разделил его опыт, его чистосердечные признания и стремление к добродетели. Однако публика сочла, что у него вышла не притча о том, как он низвергает пороки, но исповедь гнусного сына добродетельного века, рассказавшего о таких вещах, которые не стоит выносить на всеобщее обсуждение. Зачем, спрашивается, знать об авторе столько пикантных подробностей? За некоторые признания его стоило бы упечь на месяц-другой в тюрьму, чтобы, реши он опять поделиться сокровенным и наболевшим, ничего пакостного о себе впредь не рассказывал. Какая же это гадость, вчера читал всю ночь!
Автор, конечно, был раздосадован на то, что его лучшие намерения были встречены вопиющим непониманием. И в своей новой книге решил разъяснить в подробностях свой замысел, чтобы снять все недоразумения. Решительно и чистосердечно он написал о том, о чем не отважился сказать сразу. Написал, как ради высшего блага сдал своих детей в странноприимный дом, о том, как зачастую крал у знакомых безделушки и разную ерунду, о том, как боялся больших собак, о том, как не мог ужиться ни с любовницами, ни с друзьями, ни с покровителями, которые были готовы приютить его в годы мытарств.
Эта книга – о прекрасной Франции, где иностранец чувствует себя как дома. Эта страна очень разная: Бретань не перепутаешь с окрестностями Ниццы, Клермон-Ферран сильно отличается от Тулузы, а долина Луары, как принято считать, похожа исключительно сама на себя. Путешествуя по Франции, каждый сам создает ее образ, чтобы стать одним из местных иностранцев. Русский европеец и заядлый путешественник Николай Карамзин писал: «После России нет для меня земли приятнее Франции, где иностранец часто забывается, что он не между своими».
В одной ленинградской артистической компании конца 1940–1950-х годов прогулки были не только времяпрепровождением. Художники Александр Арефьев, Рихард Васми, Валентин Громов, Владимир Шагин, Шолом Шварц и поэт Роальд Мандельштам, которых впоследствии стали называть «арефьевцы» по имени лидера круга, предпочитали другое название. «Болтайка» — это бесцельное «болтание» по задворкам центра вроде Коломны, во время которого можно «поболтать» и увидеть что-нибудь запоминающееся.
«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издается с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание. В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Книга «Подарок принцессе. Рождественские истории» из тех у Людмилы Петрушевской, которые были написаны в ожидании счастья. Ее примером, ее любимым писателем детства был Чарльз Диккенс, автор трогательной повести «Сверчок на печи». Вся старая Москва тогда ходила на этот мхатовский спектакль с великими актерами, чтобы в финале пролить слезы счастья. Собственно, и истории в данной книге — не будем этого скрывать — написаны с такой же целью. Так хочется радости, так хочется справедливости, награды для обыкновенных людей — и даже для небогатых и не слишком счастливых принцесс, художниц и вообще будущих невест.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.
«Миграции» — шестая книга известного прозаика и эссеиста Игоря Клеха (первая вышла в издательстве «Новое литературное обозрение» десять лет назад). В нее вошли путевые очерки, эссе и документальная проза, публиковавшиеся в географической («Гео», «Вокруг света»), толстожурнальной («Новый мир», «Октябрь») и массовой периодике на протяжении последних пятнадцати лет. Идейное содержание книги «Миграции»: метафизика оседлости и странствий; отталкивание и взаимопритяжение большого мира и маленьких мирков; города как одушевленные организмы с неким подобием психики; человеческая жизнь и отчет о ней как приключение.Тематика: географическая, землепроходческая и, в духе времени, туристическая.
Эта книга – социальный травелог, то есть попытка описать и объяснить то, что русскому путешественнику кажется непривычным, странным. Почему во Владивостоке не ценят советскую историю? Почему в Лондоне (да, в Лондоне, а не в Амстердаме!) на улицах еще недавно легально продавали наркотики? Почему в Мадриде и Петербурге есть круглосуточная movida, толпа и гульба, а в Москве – нет? Отчего бургомистр Дюссельдорфа не может жить в собственной резиденции? Почему в Таиланде трансвеститы – лучшие друзья детей? Чем, кроме разведения павлинов, занимается российский посол на Украине? И так – о 20 странах и 20 городах в описаниях журналиста, которого в России часто называют «скандальным», хотя скандальность Дмитрия Губина, по его словам, сводится к тому, что он «упорядочивает хаос до уровня смыслов, несмотря на то, что смыслы часто изобличают наготу королей».
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.