Самосострадание. О силе сочувствия и доброты к себе - [89]

Однажды вечером он вернулся с верховой прогулки с Роуэном и сказал — между делом, как что-то совершенно обычное, — что он подумал: хорошо бы отвезти Роуэна в то единственное место на земле, где есть и лошади, и целители. В Монголию. Там впервые одомашнили лошадей, и из этих краев происходит слово «шаман» («тот, кто знает»). «Это же элементарно!» — сказал он. Я отказалась. Наотрез.

«Позвольте мне сказать все как есть, — начала я. — Ты хочешь, чтобы мы провезли нашего аутичного сына через всю Монголию верхом на лошади? Но это же абсурд! Это последнее, что нам стоит сделать. И так каждый наш день складывается непросто, а уж подобное безумное предприятие!.. Не могу поверить, что ты это предлагаешь всерьез. К тому же я терпеть не могу лошадей!»

Может, «терпеть не могу» — слишком сильно сказано, но я явно не из тех девочек, которые клянчили у родителей пони. Всадник в нашей семье — Руперт. Я выросла в Лос-Анджелесе под готический рок, и подростком если чего и жаждала, так это быть «крутой». Руперт учил меня ездить верхом — вроде как. Но у меня никогда не возникало желания подчинить себе лошадь. И лошади об этом прекрасно знают: они взбрыкивали и выбрасывали меня из седла очень много раз.

Но Руперт был твердо уверен, что нам надо отвезти Роуэна в Монголию. Он прямо нутром это чувствовал. Я же нутром чувствовала ужас. Мы поссорились, и поссорились крепко. Потом — что совершенно нехарактерно для нас, потому что мы оба ужасно упрямые, — оставили разговоры на эту тему (видимо, в надежде, что кто-то из нас двоих тихонечко уступит). Прошло два года. Роуэн и Руперт почти ежедневно ездили верхом, и результаты этой домашней иппотерапии были налицо, потому что Роуэн быстро учился говорить. Но к пяти годам у него все еще были проблемы с туалетом. Мы отказались от памперсов в надежде, что Роуэну будет неприятно и это заставит его пользоваться унитазом. Увы, не сработало. К тому же у Роуэна еще случались необъяснимые истерические припадки, и успокоить его было почти невозможно. Он сторонился ровесников и не мог завести друзей.

Руперт по электронной почте списался с одним из монгольских туроператоров и, несмотря на мои опасения, понемногу начал готовить поездку. Наш молодой друг Майкл захотел поехать с нами, чтобы снять об этом путешествии документальный фильм. Он сказал, что поедет за свой счет, потому что это отличный сюжет, прекрасная возможность для кинематографиста. Я продолжала сопротивляться.

Но за все эти годы я уже убедилась: когда Руперт что-то чувствует нутром, он, как правило, бывает прав. В конце концов, он нутром почувствовал, что я создана для него, и сделал мне предложение буквально в день нашего знакомства! Так что я опять стала то так, то эдак обдумывать эту историю с Монголией, и моя реакция удивила меня саму. Я вдруг поняла, что не хочу пропустить это приключение. Что жизнь предлагает мне шанс изменить ее, превратить наше сожаление из-за аутизма Роуэна в поиски исцеления. Что мне предложен выбор между любовью и страхом. Так что я сделала глубокий вдох и сказала «Да». Правда, заявила, что выиграю в любой ситуации: если из путешествия ничего не получится, я до конца жизни смогу талдычить Руперту «Я же тебе говорила!», а если оно пройдет успешно — что ж, тем лучше.

Руперт предложил написать о путешествии книгу под названием «Мальчик на лошади» в надежде, что аванс за нее покроет хотя бы часть наших расходов. Предложение лежало у агента уже несколько месяцев, но пока мы ниоткуда никаких ответов не получали. И все же мы решили купить билеты на самолет, практически исчерпав наши кредитные карты.

И вдруг через две недели после этого акта отчаяния плотину прорвало, и Руперт получил аванс, превосходивший его самые смелые ожидания. У нас вдруг появились деньги не только на то, чтобы покрыть наши расходы и расходы на съемку документального фильма (тоже названного «Мальчик на лошади»), но и на то, чтобы отложить некоторую сумму Роуэну на будущее. Как будто сама жизнь подтвердила правильность нашего решения и постаралась по возможности нас обезопасить. Мы были преисполнены благодарности.

И вот в августе 2007 года мы, пребывая в этом замечательном настроении, оказались у подножия священной горы неподалеку от столицы Монголии Улан-Батора, и девять шаманов собрались здесь, чтобы провести для нас ритуал. Как объяснил наш гид Тулга, большинство из них проехали сотни миль, только чтобы помочь Роуэну. Наверное, это был самый невероятный день в моей жизни. Поначалу Роуэну все это не понравилось, он кричал, сопротивлялся, он был явно дезориентирован, не понимал, что это за крики и барабанный грохот. (Хотя должна признаться, что во время обычного нашего с ним похода в бакалейный магазин он бывал дезориентирован не меньше.)

Затем все пошло как-то совсем странно. Шаманы заявили, что во время беременности в мою матку проник черный дух, заставили меня пойти на реку и вымыть интимные места водкой. Да, водкой. А еще они заявили, что какая-то женщина, моя прародительница с материнской стороны, была душевнобольной и каким-то образом прицепилась к Роуэну. У моей бабушки с материнской стороны погиб в автокатастрофе восьмилетний сын — моей маме тогда было всего два года. Потом, спустя несколько недель после того, как мама покинула родительский дом и вышла замуж, от сердечного приступа умер дед. Бабушка сошла с ума от горя, и ее пришлось положить в лечебницу. Была ли она той прародительницей по материнской линии, о которой говорили шаманы? Непонятно. Но времени на размышления не оставалось, потому что вскорости нас с Рупертом поставили на колени лицом к горе и шаман принялся пороть нас (слава богу, не Роуэна!) плетью из сыромятной кожи, которая оставляла на спине, плечах и бедрах кровавые рубцы, а Тулга, нервно посмеиваясь, приговаривал: «Важно, чтобы вы не кричали!»