Самолеты, или История Кота - [15]

Шрифт
Интервал


— Не то слово. Ещё немного, и мы начнём душить друг друга подушками. Ну или что там под руку попадётся…



Звучало это, конечно, смешно. Наверное. Но Кот не засмеялась.



— И? Как вы умудрились дожить до жизни такой?


— Вот уж кто бы говорил! Сама пропала на… семь лет! И ещё спрашивает! И вообще…


— А при чём тут я, Лохматый? Кстати о птичках: кашей не поделишься? Есть охота.


— Да запросто… То есть, погоди. Значит, есть ты всё-таки можешь?


— Угу, — она зачерпнула полную ложку овсянки и отправила её в рот. — Вкуснятина, между прочим. Ты давай тоже ешь, а то вон как похудел.


— Есть — можешь. А эти… тебя не видят. Почему? Значит, всё-таки я…


— Не парься. Ты же хотел, чтобы я вернулась, так? Ну вот, я вернулась. Или не рад?


— Да нет же!.. Я очень рад, ты себе не представляешь, насколько! Я просто понять не могу…


— Ты лучше ответь мне на вопрос, — перебила Кот. — При чём здесь я? У вас, народ, всё-таки свои жизни есть, так? Вы же взрослые люди, — почему не можете жить по-человечески?


— Без тебя никуда, Коть… Вот хочешь верь, хочешь нет. И я не знаю, что со всем этим делать. Я не знаю — и они не знают. Ещё Соня где-то как-то, хотя я думаю, там, внутри, у неё тоже не всё в порядке. В смысле, она кажется спокойной, но на деле… И всё же, мне не даёт покоя вопрос… Если ты вернулась, — почему они тебя не видят?


— А может, я призрак? — Кот сделала страшное лицо и тут же расхохоталась. — Не, ну серьёзно. Знаешь… Я ловлю себя на том, что не помню каких-то вещей. Вот, например, я помню, как была в горах. На Алтае. Знаешь, как там красиво? У-у, Лохматый, ты себе не представляешь! Сидишь тут, на своём балконе, и не представляешь. А жаль. Поверь, оно того стоит. Да… Так вот! Я помню, как приехала туда, как бродила по горам… Там очень много мест… Особых, знаешь. Типа «места силы». Туда шаманы ездят с духами разговаривать, так-то. Во-от… А потом… Словно белое пятно и — оп! — а я уже здесь. А почему? В смысле, я ведь и обратно должна была доехать, так? Ну что у меня, амнезия, что ли? Да и потом… Нельзя отрицать очевидного. Матрица и Соня меня не видят, — а значит, я всё-таки не совсем вернулась. Значит, я всё-таки осталась… По какой-то причине. И по какой-то причине сумела добраться до тебя… частично. Каким-то образом. Вот и получается, что я…


— …Всё-таки погибла там, в горах, да? — прошептал я. Кот пожала плечами:


— Наверное. Не знаю.


— А почему тогда тебя вижу только я? Мы ведь все хотели, чтобы ты вернулась… Никто из нас не верил, что ты можешь погибнуть…


— Ой ли? — она сладко потянулась. — А по-моему, вы это давно поняли. Хотя едва ли смирились… Нет? Вот ты не смирился — так?.. Может, больше других верил в то, что я жива… Прости. Похоже, я всё-таки не оправдала твоих ожиданий… Но знаешь, что? Из того, что я помню… Моя жизнь была весёлой. И если я действительно умерла, то я ни о чём не жалею.


— Мне кажется, Коть, если бы ты ни о чём не жалела, тебя бы сейчас тут не было… Ты, это, кашу-то ешь, а то она остыла уже, наверное…


— Угу, тотально остыла. Хотя, если честно… Для меня это уже не так важно. С тех пор, как я здесь, мне всё время холодно, знаешь. Не знаю, почему. И еда, — она так, «для мебели». Поесть могу, но всё равно не наемся. Так что лучше ты ешь, тебе оно нужнее.



Она протянула мне тарелку. Я коснулся её рук — они были прохладными.



— Холодные, да? — улыбнулась Кот.


— Немного… Но, как бы там ни было, я всё равно рад, что ты здесь. Я ужасно скучал. Собственно говоря, все скучали, но коль скоро вижу тебя только я… Это, конечно, нечестно по отношению к ним, но…


— Слушай, а если я тут не просто так? О, кстати, я твой плед возьму? — я кивнул, и Кот, стянув с гамака плед, уютно в него закуталась. — Так вот: что если? Ведь у всего есть какая-то причина, так?


— Типа как тень отца Гамлета?



Она рассмеялась.



— Типа того, но я едва ли стала бы просить тебя о мести. Месть вообще не слишком хорошая штука. К тому же, как можно отомстить, если не выходишь с балкона?


— Да уж, звучит как-то… жалко. Слушай, Кот, я правда такой жалкий, а?


— Жалкий? Ну, если только в том смысле, что мне тебя и правда жаль. Если тебя эта жалость оскорбляет…


— Да нет, какое там… Хм, да, видимо это и значит «жалкий». С другой стороны, другого я и не жду. Моя жизнь — на редкость бесполезная штука.


— Ну вот, завёл шарманку, — Кот легонько ткнула меня кулаком в плечо. — Слушай. Жизнь не может быть полезной или бесполезной. Каррамба, и почему я тебе это рассказываю?! Ты же мой старший брат! И не только мой, кстати. Ты должен быть образцом для подражания, младшие на тебя равняться должны! А ты? Понятное дело, на такого тебя никто равняться не станет.


— Да я и не претендую, в сущности…


— Не претендуешь? Ну-ну. И чего ты хочешь добиться? Для чего ты вообще живёшь на белом свете? Вот я — видишь? — уже не живу. Во всяком случае, всё указывает именно на это. А ты? У тебя есть самая ценная штука во Вселенной — твоя жизнь, я имею в виду. Для чего она тебе дана, по-твоему?


— Ну да… «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?»


— Вот-вот.


— Мне третье четверостишие больше нравится. Как там… «Цели нет передо мною: сердце пусто, празден ум, и томит меня тоскою однозвучный жизни шум…»


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.