Самолет без нее - [133]

— А что было потом?

— Потом я забеременела. Пока сообразила, что произошло… Срок был уже шесть недель. Но главное, я уже, как говорится, покатилась по наклонной плоскости. Нигде не работала. С родителями практически не общалась. Тусовалась со всякой швалью. И была смертельно влюблена в Грегори Морэ. В его тело. В наслаждение, которое он мне дарил.

— Отец ребенка — Грегори?

— Да. Он был моим первым и единственным любовником. Однажды вечером, в убогом номере отеля в пригороде Бельфора, я сказала ему, что жду ребенка.

— И какова была его реакция?

— Вполне предсказуемая, месье Гран-Дюк. Более чем предсказуемая. Он буквально вытолкал меня вон. Назвал шлюшкой. Сказал, что я хочу его захомутать. Что я никогда не докажу, что отец ребенка — он. И что он советует мне сделать аборт.

— Но вы его не послушали?

— Нет, не послушала. Не могу сказать, что я приняла сознательное решение сохранить ребенка. Я просто не стала ничего предпринимать. Время шло, а я ничего не делала. Седьмая неделя, восьмая… Все это случилось слишком быстро. И я по-прежнему тосковала по Грегори. Как будто обезумела. Убеждала себя, что он еще передумает. Что мне удастся его вернуть. А если вспомнить, какой образ жизни я тогда вела… Постоянного жилья у меня не было, я ночевала в сквотах. Дома появлялась в лучшем случае раз в неделю. Когда скрывать беременность стало невозможно, я вообще перестала навещать родителей. Только звонила им иногда.

— Где вы рожали?

— В Монбельяре. В роддоме, в отделении патологии. Мне только-только исполнилось восемнадцать лет. Нельзя сказать, что я отличалась завидным здоровьем. Ребенок родился маленьким, весом чуть больше двух килограммов. Это было двадцать седьмого августа восьмидесятого года. Девочка. Неделю спустя меня выписали. Выдали бланки и велели их заполнить, чтобы получить свидетельство о рождении ребенка. Я выбросила их в первую попавшуюся помойку.

— Неужели это оказалось так просто?

— Поймите, месье Гран-Дюк, за ту неделю, что я пролежала в роддоме, меня видели десятки медсестер и почти столько же разных врачей. Да и в самом роддоме должна сохраниться моя история болезни — или как это у них называется… Доказательство, что ребенок существует. Но кому могло прийти в голову, что этот ребенок — мой? Что я его воспитываю? Никто из моих родственников понятия не имел, что я стала матерью.

— Как вы назвали дочь?

— Никак. Странно, правда? В роддоме я сказала, что еще не выбрала имя. Что должна посоветоваться с отцом ребенка. Нас выписали. Дальнейшее можно описать одним словом. Падение. Я порвала все связи с родителями и с друзьями детства. Дело было летом. Я спала на улице, с ребенком на руках. Не знаю, как я не умерла тогда — просто от физического истощения. У меня завелась своя компания. Люди, которые меня не осуждали. Пьянчуги, наркоманы. Наверное, надо было принять какое-то решение, вернуться домой, покаяться во всем, вымолить прошение. Но у меня не было сил. Родители работали в Бельфоре, на вагоностроительном заводе „Альстом“. Иногда я думала, что надо пойти повидать Грегори, показать ему ребенка. У дочки были потрясающие голубые глаза. Немножко мои, но в основном — его. Светло-синие и прозрачные, как у полярной лайки. Порой мне хотелось умереть — прямо там, на улице.

— Почему вы покинули город?

— Потому что у меня не было выбора. Долго так продолжаться не могло. Я сама была еще девчонка, да еще с ребенком на руках. Рано или поздно меня задержали бы. Я уже чувствовала, что социальные службы висят у меня на пятках. Пусть я была совершеннолетней, но это мало что меняло. Я знала, что произойдет, если я попаду к ним в лапы. Ребенка они отправят в приют, а меня заставят вернуться домой, в Бельфор. Не интересуясь моим мнением. Вынуждена сделать еще одно признание, месье Гран-Дюк. Чтобы выжить, я многое себе позволяла. Приторговывала наркотиками. Воровала. Торговала собой. А куда мне было деваться? Потом настал день, когда я поняла: оставаться в Монбельяре опасно.

— И тогда вы познакомились с Жоржем Пеллетье?

— Да. Он был бедолага. Бродяга без гроша за душой. В чем-то мы с ним были похожи. За ним тоже охотились социальные службы и родственники. Он хорошо ко мне относился. Несмотря ни на что считал меня красивой. Мне кажется, в глубине души он надеялся стать моим сутенером. Глупая надежда. Сам он никогда ко мне не прикасался. Я не позволяла. Но в тот момент наши интересы совпали. И мы решили сбежать вместе. В горы. На Мон-Террибль. Почему именно туда? Но это же очевидно. Во-первых, близко от Монбельяра. А во-вторых, кому бы взбрело в голову искать нас там? Наступил декабрь. На улице было еще не слишком холодно, да мы и привыкли спать на улице. Но главное, я надеялась встретиться с Грегори. Случайно, в лесу. Он сразу узнает меня. Я покажу ему ребенка, и он его признает. У девочки его глаза. Он не сможет отказаться от отцовства. И все наладится. Понимаю, месье Гран-Дюк, все это выглядит безумием, но я тогда действительно потеряла всякий разум. Грегори Морэ представлялся мне спасительным якорем. Я все еще в него верила.

— Вам удалось с ним встретиться?