Самое ужасное путешествие - [23]

Она между тем разделилась на две группы по трое человек в каждой. Первые трое под командой Кемпбелла вырыли в большом глубоком сугробе шурф глубиной 6 футов, от него вбок продолбили буром и лопатой проход, а в конце прохода — пещеру площадью 12 футов на 6, высотой 5 футов 6 дюймов.

Остальные трое под командой Левика разыскивали и убивали тюленей и пингвинов, Но их попадалось ничтожно мало, и до середины зимы, когда наступила полярная ночь, люди не ели досыта. Один человек обязательно дежурил у палаток — они были уже такие изношенные и ветхие, что оставлять их без присмотра на ветру было небезопасно.

К 17 марта пещера, ещё не готовая, могла всё же принять троих жителей. Об их вселении пусть расскажет Пристли, но не думайте, что непогода, о которой он пишет в дневнике, была исключительным явлением на этом клочке суши, прозванном впоследствии островом Инекспрессибл^{25}.

«17 марта, семь часов вечера. — Весь день дул сильный юго-западный ветер, ночью усилившийся до бури. День выдался ужасный — надо было перенести в наше временное жилище все необходимые вещи. Ни разу за время совместного пребывания наши нервы не были так напряжены, но мы успешно выдержали испытание… Не хотел бы я ещё когда-нибудь совершить три такие ходки, как сегодня. Стоило ветру внезапно ослабить свои усилия, и я падал в наветренную сторону. Каждый его яростный порыв заставлял меня склоняться в противоположном направлении, не меньше десяти раз он отрывал меня от земли и кидал наземь или на негостеприимные валуны. Обоим моим товарищам тоже пришлось туго. За две ходки Дикасон расшиб колено и лодыжку и потерял матросский нож, а Кемпбелл лишился компаса и нескольких зарядов для револьвера. Счастье наше, что мы вообще сумели пройти»[34].

Хорошо ещё, что ветер часто не сопровождался ни метелью, ни позёмкой. Через два дня, всё в ту же бурю, в 8 часов утра на головы второй тройки обрушилась палатка. Солнце в это время заходило в 4 часа пополудни, и они решили пробираться к своим товарищам. Вот что рассказывает Левик:

«Мы навалили льдины и камни с морены на палатку со всем её содержимым и после этого пустились в путь. Прежде всего нам предстояло пересечь полмили чистого голубого льда, выметенного не стихающим ветром, дувшим нам почти прямо в лицо. Выпрямиться мы не могли и весь путь проделали на четвереньках, ложась при особенно сильных порывах на живот.

Пока доползли до конца льда, хлебнули горя. Как сейчас вижу побитые лица товарищей, свинцово-синие, с белыми пятнами обморожений. На берегу острова нам удалось укрыться за огромными валунами и оттереть замёрзшие носы, уши и щёки.

Проползши ещё шестьсот ярдов, мы достигли незаконченной пещеры, в которой забаррикадировалась половина нашей партии.

Долго кричали, прежде чем они нас услышали и впустили.

Встретили нас очень тепло и накормили горячей пищей, вкуснее которой, наверное, никто из нас в жизни не едал».

Продолжает Пристли:

«После прибытия бездомной партии сварили суп, приведший всех в самое благодушное настроение. Согревшись от еды, все на час-другой забыли о невзгодах и запели… Зрелище было очень приятное, и стоит мне закрыть глаза, как передо мной встаёт маленькая пещера, вырубленная во льду и снегу, с хлопающей на ветру палаткой вместо двери, удерживаемой у краёв входного отверстия перекрещенными ледорубом и лопатой… Пещеру освещают три или четыре маленьких жирника, источающие мягкий жёлтый свет. У стены лежат в спальниках, отдыхая после трудового дня, Кемпбелл, Дикасон и я, напротив, на возвышении, ещё не выбитом до уровня остального пола, сидят Левик, Браунинг и Абботт, обмениваясь впечатлениями о поглощаемом ими супе. Примус весело гудит под котлом с подкрашенной жидкостью, заменяющей какао. По мере того как гости согреваются, у них пробуждается чувство юмора, мы перекидываемся остротами, но сегодня все преимущества на нашей стороне; авария в той палатке и вынужденный уход от родных пенатов — неисчерпаемая тема шуток. Вдруг кто-то заводит песню, остальные хором её подхватывают, вмиг заглушая шум примуса. Поют несколько часов. Но вот свет начинает меркнуть, и холод берёт верх над действием супа и какао. Поющих одного за другим пробирает дрожь, невольно все начинают думать, какая трудная предстоит ночь, и тут становится не до песен…

Двое в одноместном спальнике! Даже самая мысль об этом мучительна и ни у кого не вызывает желания шутить. Шутки посыплются на следующий день, когда ночь благополучно закончится, а пока что её близость наводит на грустные размышления. Но делать нечего, каждый из нас готовится приютить у себя ещё одного человека»[35].

В таких условиях злосчастная партия, не терявшая присутствия духа, вступила в одну из самых ужасных зим, сотворённых Господом Богом. Они страшно голодали, ведь ветер не только мешал образованию морского льда в заливе, но и делал его берега почти недоступными для тюленей. Случались, правда, и праздники, например, в тот день, когда Браунинг заметил и убил тюленя, а в его желудке обнаружили тридцать шесть «не переваренных рыбин, вполне годных в пищу». Какие радужные перспективы открылись перед зимовщиками!