"Самое трудное для писателя — заставить редактора прочесть хотя бы несколько страниц романа" (Интервью) - [2]

Поэтому позвольте мне не согласиться с «неоригинальным выбором жанра». Я писал о своей стране, о вашей стране, о политиках, о судьбах, о прошлом, которое называлось СССР, о будущем, которого может и не быть, если мы не поумнеем…

Как по мне — прекрасный выбор и жанра, и темы. И то, что читатели ругали, спорили или хвалили роман с одинаковым пылом, лишь подтверждает мою правоту.

— Насколько реальным вам кажется сегодня футурологический прогноз, данный в «Ничьей земле» — с учетом последних украинских событий?

— Можно я опять начну с самоцитаты? «Дураки и герои», 2008 год, третья книга тетралогии.

«В эту зиму на площадях больших и малых украинских городов плескались замерзшие, злые толпы. Они то гудели, как разбуженные ульи, то начинали пронзительно кричать, скандируя подсказанные организаторами лозунги, и тогда на трибуну лезли представители недобитой оппозиции — хорошо одетые господа и дамы с горящими нездоровым блеском властолюбия глазами. Они-то и направляли народный гнев в нужную им сторону. Кто-то винил во всем Россию, кто-то Америку, кто-то, как обычно, евреев и банкиров — все зависело от того, какую именно область бизнеса или какие рычаги управления хотели прибрать к рукам непонятно откуда возникшие выразители общественной воли.

Митинги следовали за митингами, кое-где уже летели в окна посольств и консульств камни да бутылки с «коктейлем Молотова», топали коваными ботинками по асфальту шлемоносцы из спецподразделений… Осколки кирпичей грохотали о пластиковые щиты. Страна шла «в раскачку», теряя равновесие на переломе истории, и ничего не делать в таком положении для политиков, стоящих у власти, было настоящим самоубийством.

Самоубийством не в переносном, а самом прямом смысле слова».

Ничего не напоминает? А ведь на тот момент у нас в активе была только бескровная и праздничная «оранжевая революция».

В тексте 2007 года упоминание о российско-грузинской войне, о газовой войне между Россией и Украиной, описание превращения Россия в монархию, а Украины в Западную Конфедерацию и Восточную республику, между которыми раскинулась Ничья Земля или Зона Совместного влияния.

Не к ночи говорить о возможности реализации предсказаний в романе. И не потому, что предсказания страшны, а именно потому, что многое из предсказанного может стать реальностью.

Моя жена читала главы из романа по мере его написания и говорила, что это никогда не напечатают. Потом ей начали сниться сцены наводнения (в книге есть жесткая привязка к реально существующим локациям, и те, кто знает Днепр, Киев и другие города Украины, могут легко опознать места действия) — как она утверждает, до сих пор иногда сняться.

А когда начали сбываться другие прогнозы из «Ничьей Земли», то внимательные читатели быстро обратили на это внимание. Кто-то писал письма мне, кто-то рассказывал об этом в Интернете. В общем, я бы не хотел, чтобы процент попаданий в реальность возрос. Но чем больше нетерпимости друг к другу внутри Украины, чем больше разногласий и неприятия друг друга между бывшими братскими республиками, тем больше у нас шансов увидеть за окном надвигающуюся волну.

Эпиграф к роману гласит: «Моей стране, которой я желаю другой судьбы». Надеюсь, что судьбы моей родины в романе, Украина не повторит.

— В трилогии «Проклятый» одна из сюжетных линий связана с дневниками Иуды, который, разумеется, по-своему пересказывает новозаветную историю. Как справедливо заметили ваши читатели, такой источник действительно был найден еще в 1970-х, и никаких репрессий против его исследователей со стороны церкви не последовало… Но я не об этом. На кого вы ориентировались работая над этими книгами: на Дэна Брауна или все-таки на Михаила Булгакова?

— Все мои книги написаны в разных жанрах, но все они — триллеры. Исторические, политические, экономические, фантастические, но триллеры. Книга должна быть интересной. Книга должна заставить читателя судорожно перелистывать страницу за страницей, читать до поздней ночи, хвататься за нее, едва продрав глаза.

Мне элитарная литература кажется откровенно скучной. Я не люблю постмодернизм. Я терпеть не могу артхауз ни в кино, ни в литературе, ни в живописи. Не воспринимаю. Я, наверное, примитивен, но черный квадрат, нарисованный на холсте, для меня лишен скрытых смыслов. И треугольная женщина с квадратными грудями и ромбическим задом ядовито-кислотного цвета, не вызывает у меня глубокомысленной попытки проникнуть в суть видения художника. Ну, не мое это… Последний, кто мне нравился из литературных фокусников — Борис Виан с его «Пеной дней», хотя… Я его лет двадцать пять не перечитывал, возможно и он не пойдет.

Полагаю, что мои жанровые предпочтения в писательстве — любой самый серьезный разговор с читателем проводить в увлекательной форме — последствия моих предпочтений в чтении. Стругацкие, Лем, Гаррисон, Шекли, Паустовский, Булгаков, Дюма, Мопассан, Пикуль, Ханлайн, Фицджеральд, Торнтон, Желязны… В детстве и в молодые годы я читал все, до чего мог дотянуться — бессистемно. Полагаясь лишь на одно: текст должен меня увлечь, захватить. Я привел из советских авторов лишь Стругацких, Паустовского и Булгакова, но читал я огромное количество самой разной отечественной литературы, от военных мемуаров до антисоветчины, и вынес принцип, который кажется мне совершенно правильным по сей день: книга может быть любой, кроме как скучной. Хочешь говорить о важном для тебя с читателем, найди форму, которая его увлечет.