Самое чёрное сердце - [4]

Да и после совершеннолетия тоже мало кто уходил. Адора, например, получила образование спецпедагога и вернулась приглядывать за детишками. И многие здешние воспитанники возвращаются. Другой семьи у них нет, а как создать её с кем-то нормальным — они не знают. Их никто не учил.

Рэн к моему приходу явно даже не пытался уснуть. Сидел в своей кроватке, вцепившись в прутья, точно заключённый за решёткой, и тихонько хныкал. И всем видом давал понять, что он самый несчастный крыжовничек на свете. У него, кстати, прекрасно вышло: я вмиг ощутила себя сволочью и предательницей.

— Ну чего сырость развёл? Иди сюда, — со вздохом вытащила его из кроватки и любовно прижала к себе. — Скучал по мамочке? Уж надеюсь, я-то по тебе — даже слишком!

— Ма! — согласно пробубнил Рэн, хлопнул меня по щеке крохотной ладошкой. Его несносно красивые глаза — зелёные-зелёные, как спелый крыжовник, и с длиннющими черными ресницами, — ярко вспыхнули золотом. Бледная кожа на краткий миг тоже окрасилась нежной зеленью; в волосах мелькнули рожки, пока ещё до нелепого короткие и толстенькие.

Да, рано он свою сущность почуял. Сильным чародеем вырастет, это точно.

— Кто всю ночь терроризировал Адди, мелкий ты пакостник?

— Ди-и!

Он радостно помахал кулаком в сторону Адоры. Та, улыбаясь, махнула ему в ответ.

— Видят боги, Киро, это твой родной сынок, — фыркнула она, когда Рэн с восторженным воркованием свистнул у меня из кармана ключи и принялся ими греметь. — Такой же обаятельный ворюга и любитель груш. Сегодня умял половинку, а пока мы все отвернулись, попытался стащить у Софи ещё ломтик.

— Софи, конечно же, не спустила такой наглости?

— Залепила ему в лоб полной ложкой джема.

— Моё уважение, — усмехнулась я, устроив мелкого поудобнее. — Что, крыжовничек, завёл себе подружку, пока меня не было? Может, подождёшь с этой затеей ещё лет пятнадцать?

Рэн счастливо улыбнулся во весь рот, демонстрируя два крохотных белых клычка. Ещё по одному пробивалось рядом, и в нижней десне, кажется, тоже скоро вылезут обе пары.

Ох, блин. Я, конечно, нечто такое могла предположить и раньше, но сюрприз всё равно не самый приятный. Даже у ребёнка-сидхе клыки не должны пробиваться раньше резцов.

— Лиам его вчера смотрел?

Адора нервно принялась накручивать на палец кончик толстой белокурой косы, и я как-то сразу поняла: услышанное меня не сильно порадует.

— Анализы стабильно показывают анемию, а пульс и температура уползают всё ниже к границе нормы. А ещё у него скоро будет полный набор клыков, если ты вдруг не заметила. Мы и дальше будем это игнорировать?

— Нет, Адди, мы не будем, — заверила я чуть зло, отобрала у Рэна ключи и, пока тот не заревел, шустро подмахнула ворованную погремушку. Не ахти какой дар, но солидная порция моей тёмной силы делает его на порядок привлекательнее. — Мы просто не можем. Даже Лиам скоро сообразит, в чём дело!

— Нам нужен другой врач.

Да, я в курсе. Узкий специалист, берущий кучу талеров в час. И хотела бы я, чтобы проблема была именно в деньгах.

— Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Просто держи все свои домыслы при себе, ладно? Не надо нам, чтобы кто-то из немёртвой братии заинтересовался Рэном. А именно так и будет...

Адора смерила меня недобрым взглядом, явно собираясь выговорить за эгоизм, собственничество и тупость. И была бы права: здоровье малыша важнее, чем моё нежелание воевать за опеку с возможной роднёй. Но в итоге она просто махнула рукой и ушла прочь, оставив нас с Рэном наедине.

Я устало плюхнулась в побитое жизнью кресло, явно повидавшее молодость моей бабули Тэруко, и крепче прижала к себе мелкого. Он тут же прильнул ко мне, неприкрыто обрадованный возвращением блудной матери. И наверняка совсем не желающий, чтобы я снова бросала его одного в этом гиблом месте. Я и сама не хочу, но вот беда — когда ты не годишься в мамаши года ни по одному пункту помимо годового оклада, получить опеку ужасно трудно. Даже временную. Даже над ребёнком-нечистью.

Даже без легиона клыкастых родственничков в перспективе.

— Не бойся, Риан Гри, — пробормотала я, проведя рукой по волосам Рэна, таким восхитительно мягоньким и буйно вьющимся. Поначалу они были светло-каштановые, а теперь скорее тёмно-русые, как мои. Сдаётся мне, позже станут чёрные как смоль. — Не бойся, всё будет хорошо.

Он что-то залепетал, снова засиял улыбкой и потянулся ручонкой к моей ключице — краем глаза я приметила, как пенятся под кожей зачарованные чернила, прежде чем лечь привычным узором. Очередным цветком олеандра. Или чешуйчатой трехпалой лапой. Да, татушка у меня вздорная и долбанутая, мне под стать.

«Не бойся»? Ха, мамочка, ты тут единственная, кто трясётся как заячий хвост.

— Я тебя никому не отдам, — заявила решительно, почти зло. — Никому. Ни вампирюге, ни сидским ублюдкам, ни другому какому клыкастому мудаку. А, Тьма, обещала же при тебе не ругаться! Мать года, блин. Не сдавай меня Адди, и я дам тебе взятку грушей! У нас есть сделка? — Рэн ласково ухнул что-то в ответ. Будем считать, что согласился. — Замётано, крыжовничек.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем Рэн начал клевать носом и наконец-то отрубился у меня на груди. Укутала его сразу в два одеяльца, зачаровала побольше игрушек — чтобы создать иллюзию своего присутствия где-то рядом, — и едва не силком выволокла себя на улицу, во влажную прохладу поздней осени.