Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - [119]
Король Луи-Филипп сдался практически без боя. При содействии английского консула королевская семья, за исключением невестки короля, вдовствующей герцогини Елены Орлеанской, и графа Парижского, бежала в Великобританию, без денег и даже без сменной одежды. Французы восприняли это именно как бегство. Луи-Филиппа, не раз доказывавшего свою храбрость и отнюдь не являвшегося трусливым человеком, французы осуждали. Как отмечал современник событий Ч. Гревилл, в эти дни королю вовсе не угрожала опасность. По его мнению, он мог бы попытаться снизить накал страстей и пойти французам на уступки[1016].
Уже после революции Луи-Филипп в беседе с одним журналистом говорил, что все свое царствование он стремился обуздать революционный пыл и в то же время гарантировать поступательное развитие принципов 1789-го года. Он полагал, что если бы реформаторское движение восторжествовало, то власть оказалась бы в руках революционеров, ввергнувших Европу в войну. Поэтому он предпочел отречься от престола, но не становиться королем революции[1017].
В Великобритании королевскую семью приютил зять Луи-Филиппа, бельгийский король Леопольд, предоставивший в распоряжение королевской семьи свой замок в Клермонте. Королева Виктория была раздражена на Луи-Филиппа из-за дела об «испанских браках», в котором в результате сложных дипломатических манипуляций победу одержала Франция. Правда, как показало ближайшее время, мнимую. Виктория, подстрекаемая министрами Пальмерстоном и Расселом, некоторое время даже колебалась относительно самой возможности пребывания Луи-Филиппа на английской земле.
Луи-Филипп прожил в Клермонте до конца своей жизни. Он работал над воспоминаниями, которые так и остались незавершенными. К середине 1850 г. у 76-летнего короля-изгнанника обострилась тяжелая болезнь печени. В ночь на 24 августа он почувствовал резкое ухудшение самочувствия и поспешил исполнить свой последний христианский долг, хотя никогда прежде не был замечен в особом пристрастии к религии. В восемь часов утра 26 августа 1850 г. он тихо скончался. 2 сентября его похоронили в частном склепе на кладбище Вейбриджа. Однако, говорили современники, он умер задолго до этого дня, поэтому его смерть осталась почти незамеченной. Как отмечал упоминавшийся выше Чарльз Гревилл, «это событие, три года назад вызвавшее бы сенсацию в Европе, сегодня не произвело большого эффекта […] говоря политическим языком, он был уже давно мертв»[1018]. 9 июня 1876 г. останки Луи-Филиппа и его супруги, пережившей мужа на шестнадцать лет, были перевезены из Англии и перезахоронены в королевской часовне Сен-Луи в Дрё, в департаменте Эр и Луар.
Может быть, наиболее емко итог деятельности Луи-Филиппа подвел хорошо знавший короля Виктор Гюго. По словам писателя, Луи-Филипп «…занял бы в истории место среди самых прославленных правителей, если бы немного больше любил славу и если бы обладал чувством великого в той же степени, в какой обладал чувством полезного». «…Наделенный чем-то от Карла Великого и чем-то от ходатая по делам… был основателем династии и ее стряпчим; в целом, личность значительная и своеобразная, государь, который сумел упрочить власть, вопреки тревоге Франции, и мощь, вопреки недоброжелательству Европы, Луи-Филипп будет причислен к выдающимся людям своего века…»[1019] По словам Гюго, «…уже в настоящее время… мы можем сказать, что Луи-Филипп, как бы о нем ни судили, сам по себе, по своей человеческой доброте, останется, если пользоваться языком древней истории, одним из лучших государей, когда-либо занимавших престол. […] Луи-Филипп был мягок, как Людовик IX, и добр, как Генрих IV». «А для нас, знающих, что в истории доброта – редкая жемчужина, тот, кто добр, едва ли не стоит выше того, кто велик». И даже политический оппонент Луи-Филиппа Шатобриан признавал, что Луи-Филипп был «единственным властителем, которого могут вынести французы»[1020].
Крымская война и смерть Николая I: мнение А.Д. Блудовой
У императора Николая с годами накопилась моральная и физическая усталость от власти, от тяжких обязанностей, от постоянного давления монаршего долга. Он все чаще говорил об этом с близкими ему людьми[1021].
Как и Луи-Филипп, Николай не был готов к компромиссам и отстаивал свои взгляды до конца. В результате к началу 1850-х гг. внешняя политика России вызывала неприязнь сразу у всех солистов «европейского концерта»: Великобритании, Франции, Австрии и Пруссии.
Для Николая Павловича события, связанные с Крымской войной, стали огромной трагедией. Оказалась разрушена вся система взаимоотношений, существовавшая в Европе с 1815 г., которую он так трепетно и старательно поддерживал. Война показала и слабость самой России, и ее неготовность бороться с мощной коалицией.
