Sамки - [91]

Эдик собирался что-то ответить, но Перстня уже не было рядом. Сева расчищал дорогу на выход. Стерхов устало опустился в ближайшее кресло. Отвертка же не нашел ничего лучшего, чем застыть соляным столбом.

* * *

Леся продолжала молчать.

– А еще Селезнев рассказал, почему так с тобой произошло, – говорить это было больно, но Стерхов продолжал – Антон через своих воров готовил захват завода. Она, конечно, в курсе была, нашла у Рожкина номер, сама ворам и позвонила. У них там не срасталось что-то. Вроде деньги, что Антон дал, просадили, а с ментурой для прикрытия захвата не договорились. Они вообще хотели завод чуть не штурмом брать… А тут она со своим предложением. Вот они и ухватились, в обход Антона, – и бабло отдавать не надо, и дело будет сделано. Четко просчитала, что, если они тебя возьмут, я брыкаться не стану, сразу все подпишу… И тетку-врача она сама нашла, сама ее туда и привезла, чтобы тебя… А теперь, как ни крути, сервисный центр «Мазерати» ей принадлежит. Там даже Арбитражному суду ловить нечего. Подписи-то Рожкина подлинные, он на это право имел, а она – единственная его наследница. По закону.

– Ну это мы еще посмотрим, – процедила Леся и посмотрела на Михаила сухими горящими глазами.

* * *

– Ну, здравствуй, подруга, – брезгливо морщась и присаживаясь на край дивана, устало сказала Леся.

– На помойке себе подруг ищи… – так же устало огрызнулась Настя и рыгнула.

Перед ней на заляпанном и залитом виски столике стоял захватанный жирными руками бокал, на углу примостилась забитая под завязку пепельница, рядом тарелка с объедками салями, утыканными окурками, возле дивана валялась пустая бутылка. И, кажется, впервые за десять лет знакомства она была не причесана. Рыжие волосы как-то сразу потускнели, потеряли упругость, блеск, будто пакля свисали на сгорбленные плечи.

Да и сама Настя выглядела какой-то помятой, немытой, постаревшей. Откуда-то вдруг появились морщинки, повисли брыли, ясные глаза помутнели, щеки ввалились, кожа казалась неживой, пергаментной. Шикарный шелковый халат, будто с чужого плеча, казался засаленным и залатанным, из-под него торчала как будто несвежая, давно не стиранная сорочка. Похоже, так она просидела всю ночь. В пору пожалеть страдалицу.

Леся без особого энтузиазма остановила ее:

– Да уймись ты!.. Мало тебе еще?

Ответ прозвучал так же вяло и невыразительно, совсем непохоже на прежнюю круть.

– Мало. Ненавижу вас всех, особенно тебя. И что они в тебе нашли такого? Ладно, Беседа-идиот, с него взять нечего, блаженненький…

Докончить она не успела. Удар по лицу наотмашь откинул ее к стенке дивана, голова глухо стукнулась о стену:

– Не смей о нем, дрянь!..

Анастасия потерла затылок:

– Ах, какие мы драматичные… – Она почему-то совсем не обиделась. Вытерла рукавом капельку крови в уголке рта и как ни в чем не бывало продолжила тем же скучным голосом: – А Ученый? А главное – Антошка. Он-то в тебе что такого увидел? Он же толк в телках знал.

Леся удивленно подняла брови.

– Анто-о-он?

– Анто-о-он… – плаксивым голосом передразнила Настя и встрепенулась – А ты не знала? Ну и овца… Он с ума по тебе сходил, придурок. Нашел, тоже мне, из-за кого. Меня чуть не убил из-за аборта этого…

Она замолчала.

Молчала и Леся.

– Ни о чем не жалею! – пьяно вскинула голову Настя.

Вышло это не очень эффектно. Раньше при таком жесте огненная волна энергично скользила назад, как бы усиливая правоту слов, а сейчас получилось, будто старая швабра топорщится. Не заметив оплошности, Настя продолжала:

– Не жаль мне тебя! Если бы не ты, я б с Мишкой жила, я б ему детей рожала!.. Он же меня любил, как безумный, пока ты не появилась. Что, что ты ему могла дать?!

Леся пожала плечами:

– Любовь, понимание…

– Кому это твое понимание нужно? Мужикам? Да им только и надо, чтоб в постели…

– Вот поэтому у тебя с ним ничего и не вышло…

– Ой, брось! Посмотри: кто я и кто ты! Твой папаша при Советах кем был-то? Слесарем, инженером? Что ты видела-то в жизни? Даже теперь. У меня семья, дети каждый год за границей отдыхают, у мужа карьера удачная, положение, и меня в городе все знают, в журналах фото печатают, интервью берут. А ты? До сих пор одеваться прилично не научилась, разговаривать с людьми не умеешь, связей хороших нет. И не будет никогда! Потому что ты – деревенщина, а меня с детства к настоящей жизни приучали.

Она широким жестом обвела комнату, предлагая оценить, насколько усвоила уроки хорошего тона. Леся нехотя проследила за ее рукой и ужаснулась.

Блеск, мишура – все, как будто враз, поблекло, покрылось пылью, паутиной, обветшало. Показалось, что великолепная хрустальная люстра потускнела от гари, шикарный ковер протерт до лысины, на потолке расплываются пятна от многочисленных протечек, сыплется штукатурка, по стенам бежит плесень.

Она тряхнула головой: наваждение. Снова посмотрела вокруг. Нет, конечно, всего этого не было, но что-то неуловимо переменилось, словно смотришь на мир сквозь мутное потрескавшееся стекло. Весь дом как-то в одночасье потерял свой шик, постарел, обветшал.

– Боюсь, у тебя эта хорошая жизнь скоро закончится. Вот пойдешь по этапу… Селезнев, знаешь ли, показания уже дал. Думаешь, Игорю понравится, что его жену в суд потянут?