Самая темная звезда - [53]

– Знаешь, что я понял?

– Что?

Я открыла глаза.

Люк наблюдал за мной.

– Большинство людей на пути к великой цели не замечают ни собственных, ни чужих преступлений. Люди не одномерны.

– Знаю, но… – Я умолкла, уставившись на руки.

Я восхищалась своей матерью, волевой и решительной. Ее не сломили ни война, ни смерть отца. Мне не хотелось ее порочить, но было уже поздно.

Истина умело переписывает привычное прошлое.

Потирая колени, я резко выдохнула.

– Раньше я упомянул Париса. Его убили из-за меня. Тоже правда, – тихо сказал Люк, поднялся с дивана, и я отвлеклась от своих мыслей.

Он глядел на меня расширившимися глазами.

– А знаешь, что самое жуткое в этой истории? Он сознавал, на что идет, понимал, ради чего я подставляю его и всех остальных, и не отказался. Я абсолютно уверен: будь у нас возможность повернуть время вспять, он поступил бы точно так же, во всяком случае, ради нее.

Я не понимала, о чем он говорит, но совершенно безошибочно заметила, как его черты исказились от боли и страдания.

– Кого… нее?

– Об этом я как раз и собирался рассказать. – Он помедлил. – Если ты еще в состоянии слушать.

Я задумчиво кивнула.

– Попробую.

Люк шагнул назад и прислонился к стене. В ту минуту он выглядел как обычный подросток, только глаза отличались: не цветом, а взглядом, в котором светилась вселенская тоска.

– Жила-была девочка, – начал он и горько усмехнулся. – Ты же в курсе, что во всех интересных сказках обязательно должна быть девочка. Эта девочка… она была особенной. Не потому, что красавица, хотя она и уродиной не была, ты не подумай. Для меня красивее никого не существовало. Но дело не в этом. Добрее и сильнее человека я не встречал. Она была умной, храброй, преодолевала невообразимые трудности.

Тоска сдавила мне грудь. Я уже догадалась, что добром эта сказка не кончится.

Парень медленно закрыл глаза и прижался затылком к стене.

– Наверное, она была моим единственным настоящим другом, верным другом. Она не была ни источником, ни лаксеном, ни даже гибридом – просто ребенком, крохой, сбежавшей из дома близ Хейгерстауна, где жила без матери, с отцом, который много пил и не обращал на нее внимания.

Хейгерстаун? Я жила там до вторжения. Что за совпадение? Как тесен мир.

Люк продолжал с закрытыми глазами:

– Она как-то умудрилась добраться из Хейгерстауна в Мартинсбург, городишко в Западной Вирджинии. Ее нашел Парис, и да, он был лаксеном. Даже не помню, почему он приютил ее. Наверное, пожалел, вот и привез ее с собой. Такая противная, острая на язык малолетка, года на два младше меня.

На его лице вновь появилась усмешка, на этот раз грустная.

– Сначала она мне жутко не понравилась.

– Разумеется, – прошептала я, пытаясь представить юного Люка.

– Мы не могли найти общий язык. Она никогда не слушалась ни меня, ни Париса и, сколько бы я на нее ни злился, все время… – он вздохнул, – таскалась за мной по пятам. Парис называл ее «любимой зверушкой». Сейчас это звучит немного обидно, но… – Он пожал плечами. – Мы пытались скрыть от нее правду о том, кто мы, ведь это было перед вторжением, но она нас сразу же раскусила. И нисколько не испугалась, наоборот, стала еще любопытнее… и назойливее.

Я взяла банку газировки и не смогла сдержать улыбку. Теперь я представила юного Люка с проказливой девчушкой, таскавшейся за ним по пятам.

– Постепенно я к ней привык, – грустно улыбаясь, сказал он, – как к нежеланной младшей сестре. Но когда она подросла… когда мы оба подросли, я стал смотреть на нее иначе. – Он закрыл глаза и поежился. – Я зауважал ее еще до того, как узнал, что такое уважение. Она столько всего испытала за свою жизнь, такого, что я даже вообразить не мог! И я… постоянно был ее недостоин: ее дружбы, одобрения, преданности.

Я тяжело вздохнула.

– Как ее звали?

Склонив голову, он пристально взглянул на меня своими удивительными глазами.

– Надя. Ее звали Надя.

– Красивое имя. – Я покрутила колечко на банке. – Что с ней случилось?

– Джейсон Дашер.

Грудь пронзила резкая боль, и я опустила глаза.

Я ведь догадалась. Зачем было спрашивать? Мой отец отвечал за бесчеловечные опыты над беспомощными лаксенами и людьми. Вспомнились мамины слова о том, что он виноват в смерти близкого человека Люка. О господи, мой отец что-то сделал с той девочкой, о которой Люк говорил с таким благоговением. Совершенно очевидно, что он страстно любил ее, несмотря на юный возраст. Да, наверное, и до сих пор любит, хотя до боли ясно, что от нее остались лишь воспоминания.

– Тогда у озера ты извинилась за отца, но ты даже не представляешь, что он сделал. Сильвия знает, но она тебе не рассказала.

Меня трясло от любопытства и страха. Но раз уж я хотела узнать правду, придется узнать и о преступлениях отца.

– Что он сделал?

Люк грациозно опустился передо мной на колени.

– Ты так многого не знаешь и не понимаешь.

– Ну так расскажи мне, – настаивала я, сдавливая банку.

По его лицу пробежала тень.

– Не знаю, стоит ли… – Люк замолчал и повернул голову к двери. Через секунду раздался стук. – Минуту.

Вздыхая, он направился к выходу. На пороге стоял Грейсон.

– Я, кажется, ясно дал понять, чтобы меня не беспокоили.