Самая страшная книга 2022 - [2]

Женя спал в гостиной, напротив телевизора. Передача шла довольно поздно: в десять, что ли, после городских новостей. Мама смотрела новости, погоду на завтра, и «Ножки» оставляла, чтобы сын развивался.

Воспитывала Женю однополая пара: мама с бабушкой. Семья была верующая. Не сектанты-затворники, а здоровое постсоветское православие, которому не мешает крупица астрологии, щепотка вульгарного буддизма про реинкарнации и всякие милые языческие ритуалы, вроде показывания монетки молодому месяцу, чтоб деньги водились.

Бабушка учила внука креститься, подсовывала детскую Библию, а еще самую малость контролировала телевизионные вкусы внука. Если показывали «Секретные материалы», или мультик про Дракулито Вампиреныша, или советский пластилиновый мультфильм про чертей, бабушка фыркала и отвоевывала пульт. «Бесы», – говорила. Даже роботов из «Острова ржавого генерала», заблуждаясь, бесами обозвала.

Слово «черт» сама никогда не употребляла, то есть «хер» сказать могла (на соседа: хер конторский), но вместо «черт» бурчала виновато: «На букву „ч“». Будто проговорись она, ляпни, – и рогатики полезут из стен. И Женя долго этого слова избегал, лет до пятнадцати. Неприятным оно было, ладно по-старому написанное: «чорт», но с этой вот рогатенькой «ё» – царапучее, муторное.

Когда на день рождения Женя получил от ровесницы в подарок красиво оформленный сборник Пушкина, то ножничками вырезал иллюстрацию с хвостатым адожителем. Вдругорядь склеил «ПВА» страницы «Древнегреческой мифологии», где были фавны. Еще в Сочи испугался ряженого: на ходулях, морда в ваксе, сзади веревка с кисточкой. Семилетний Женя едва ли маме под сарафан не кинулся.

«Курьи ножки», в отличие от пластилиновых чертовников, легко проходили бабушкину цензуру. Наверное, потому, что ч…й среди персонажей не было, да и выглядели куклы совсем уж невинно. Так почему же у Жени мурашки бежали по спине при звуках вступительной мелодии?

«Альтаир» не только показывал, но и снимал передачу, потому за пределами города и прилегающих сел никто о Лешем Леше не слышал. Локальным мемом стала фраза: «Давайте, ребята, спросим у Вия», подходила она к любому случаю. «Где зарплата?», «Когда мы заживем нормально?», «Почему чиновники воруют?» Вий – эдакий Виктор Сиднев или Ровшан Аскеров от мира нечисти – ответы скрывал.

А Женя вырос, повзрослел и выполол дурацкие страхи. Со страхами не то чтоб полностью ушла, но забилась под паркет вера в небесного бородача. Бабушка умерла в нулевых, под конец впала в маразм и разговаривала с Богом.

Интернет о детской передаче из индустриальной Тмутаракани не ведал. По запросу выскакивал скрин ужасного качества: Ягу еще можно разглядеть, но Вий сливается с декорациями в пиксельной судороге. Студентом Женя погуглил, чтобы освежить память тогдашней своей подружке, мол, да ладно, все помнят этот треш! «Ага, – вспомнила она, – детский сад, штаны на лямках! Они ж там пьяные передачу снимали, и кто-то проблевался в прямом эфире».

Типичная городская легенда, понял Женя. Точнее, телевизионная. Такие байки циркулировали на форумах.

«…Сам свидетель, в восьмидесятые жил в Украине, по киевскому каналу в прямом эфире шла „Вечерняя сказка“, так ведущий, дед Панас, однажды вместо „На добранич“ подытожил: „Отака херня, малята“, и его уволили…»

Это, конечно, было выдумкой. В одном выпуске «Курьих ножек» Вию действительно забыли опустить веко, но про Панаса – чушь.

В две тысячи девятнадцатом Женя по протекции знакомого журналиста устроился на «Альтаир». Холостяк, он по-прежнему жил с мамой, тот же «Панасоник» пылился в гостиной, но Женя съехал в бабушкину комнату. Для старомодной мамы «Альтаир» звучало так же, как «Останкино».

Работа была связана с Интернетом. Редактор сайта, Женя должен был переформатировать репортажи под Всемирную паутину, сочинять кликабельные заголовки, иллюстрировать статьи эффектными фотками, местные новости разбавлять глобальными.

«Альтаир», позднее дитя перестройки, располагался в двухэтажном здании, похожем на бывшую школу. Скрипучие паркеты, протекающая крыша, оглушительно бурлящие трубы. Пластик тщетно маскировал кирпично-рыжую суть здания: отовсюду перла ветхость. Но в сумрачных кабинетах кипела творческая атмосфера, техника была современной, сотрудники – приятными.

Отдел кадров отправил новенького в «Юлькино царство». Так именовался кабинет в техническом крыле, между рубкой звукорежиссера и аппаратно-студийным комплексом. По забавному совпадению, все три там работающие девушки носили красивое греческое имя Юлия. Бонусом к ним шел животастый молодой человек, эсэмэмщик Бурдик.

– Юля! – представился Бурдик, сдавив Женину кисть. – Покорпишь с мое – сам станешь Юлей.

– Борь, отвянь от парня, – ворчали Юли, выстроившиеся для смотра.

– Шутка! – Бурдик хлопнул Женю по плечу. – Боб!

Женя подумал, что Бобом Бурдик себя сам окрестил, а в школе его сто процентов дразнили Бурдюком.

Юли улыбались радушно, консультировали, снабдили печеньем к чаю.

– Девочки, я ревную! – страдал Бурдик. Лишний вес он компенсировал балагурством. Травил анекдоты, звал поглядеть смешной видосик. Юль – для удобства – наградил подпольными кличками.