Самая страшная книга 2018 - [53]

– Не хотите взглянуть на ребенка?

До этого момента всякий разговор с врачами начинался с осмотра.

– Нет. Нам это не нужно. Результатов анализов на текущем этапе вполне достаточно. Нам нужен пацан и деньги. Больше ничего.

Экспрессия гостя настораживала. Будь у Игоря выбор, он обязательно присмотрелся бы к альтернативному варианту.

– Итак, – снова заговорил лысый, – тридцать миллионов вас устраивает?

– Тридцать? – переспросил Игорь.

Лысый кивнул. В письме вопрос цены вообще не поднимался.

– А почему не шестьдесят и не сто тридцать? Это полмиллиона долларов. Годовой бюджет небольшой больницы.

– Хотите поторговаться? – лысый достал из кармана перчатки.

Названная им сумма летучей мышью закружилась в голове. Это больше, чем годовой заработок всей конторы! При условии, что объекты будут сданы в срок, а квартиры раскуплены в течение двух месяцев. Проклятая привычка считать. А как насчет расходов на похороны? Не хочешь их тоже прикинуть?

– Нет. Не хочу.

Лысый улыбнулся и убрал перчатки в карман. Он мало походил на врача и еще меньше на спасителя.

– Я работаю в медицинском кластере «Сколково». Не самым большим начальником, но и не лаборантом. Мы можем вылечить вашего сына. Гарантированно. Но неофициально. Надеюсь, вы понимаете почему.

– Да.

Потрепанная «Газель» плохо вписывалась в образ машины главного научного центра страны, но Игорь попытался на этом не зацикливаться.

– «Вита» прошла испытания на животных. Она вызывает значительное снижение скорости метаболических процессов путем воздействия на калийно-натриевый насос. Атипичные клетки перестают размножаться и постепенно отмирают. Если вам интересно, могу рассказать подробнее.

– Спасибо, не стоит. – В калийно-натриевых насосах Игорь разбирался намного хуже, чем в бетонных.

– Эффективность почти стопроцентная. Лет через пятнадцать «Вита» почти наверняка поступит на прилавки аптек. Но, боюсь, для вас это слишком поздно. Курс лечения довольно продолжительный – до года. И должен вас предупредить, в течение этого срока вы не сможете видеть ребенка.

– Это еще почему?

– У нас не выставочный центр. К нам не пускают экскурсии.

– И вы предлагаете мне год не видеться с сыном?

– Это лучше, чем не увидеть его больше никогда. Вы, вероятно, недостаточно глубоко прониклись ситуацией. Фактически ребенка уже нет. Метастазы обнаружены во всех внутренних органах. Ни один уважающий себя хирург не возьмется его оперировать. Мертвецы не украшают ни послужной список врача, ни статистические отчеты медицинских учреждений. Возможно, вам говорили, что ваши шансы ничтожно малы. Хочу уточнить эту размытую формулировку. Единственный ваш шанс находится сейчас прямо перед вами.

Лысый явно пытался запугать Игоря, и у него это получалось. Снова перед глазами встала сколковская «Газель». Оставь в покое эту чертову машину. Ты хотел, чтобы они прилетели на звездолете?

– То есть вы хотите выйти из этого дома с тридцатью миллионами, умирающим ребенком в корзинке и устным обещанием появиться через год?

– А вы ожидали официальный договор, подписанный Чубайсом? Тогда вам лучше поговорить с ним лично.

– Давайте так, – предложил Игорь, – три миллиона авансом, остальное – по факту. В день выписки.

– Не пойдет. Прямых затрат на лечение – больше тринадцати. Плюс надо подмазать коллег и начальство. Десять прямо сейчас. Остальное по ходу лечения. И никак иначе.

Эти двое не выглядели на тридцать миллионов. Следовало бы послать их подальше. Но он не мог.

– Хорошо. Я отдам десять вам сейчас и поеду с вами. Но я не могу не видеть ребенка целый год! Неужели это непонятно?

Лысый кивнул:

– Ладно. Но еще раз говорю, на ежедневные визиты не рассчитывайте. Их точно не будет. Максимум раз в две недели. Может, вам лучше посоветоваться с женой?

– С таким же успехом можно посоветоваться с фикусом в прихожей.

– Но если вдруг у нее появятся вопросы, касающиеся…

– Не появятся.

– И как…

– Это уже мое дело. Ждите здесь. Сейчас мы соберем ребенка и поедем.

5

Год ожидания, когда твой ребенок находится между жизнью и смертью, длится дольше, чем год. Намного дольше. Острая фаза несчастья сменилась латентной – день за днем, не ослабевая, на Игоря давили мучительный страх и чувство бессилия. Чтобы не поддаваться депрессии, он с утра включал телевизор на полную громкость и выпивал две кружки крепкого кофе, в течение дня старался думать только о работе и до полуночи читал новости в Сети. Иногда это срабатывало.

Общая беда не всегда объединяет. С Анной они почти не разговаривали. Она односложно отвечала на вопросы и ни о чем не спрашивала сама. Вечером Игорь обнаруживал ее там же, где оставил утром, – в кресле перед телевизором. Канал тоже оставался прежним.

Она не общалась ни с кем, кроме тещи. Ее телефон молчал сутками. Прежние подруги то ли испугались (невезение заразно), то ли просто устали звонить (из десяти звонков Анна в лучшем случае отвечала на один). Ее мертвая страница в «Одноклассниках» теряла последних посетителей. Из этого состояния она ненадолго выходила лишь два раза в месяц.

В эти дни Игорь под вздохи главбуха Лены («Чем я эту наличку закрывать буду?») и протесты Алексея («Андреевич, мы же не „Олимпстрой“») забирал очередные пятьсот тысяч из кассы, брал Анну и ехал в аэропорт.