Самая страшная книга 2018 - [119]
Она не понимала. Надвигающийся страх еще не победил доверия к любимому отцу.
Столб был высоким, саженей пять высотой, и почти гладким, если не считать глубоких борозд, процарапанных звериными когтями. Крупными и острыми, таких нет даже у медведя.
– Встань здесь.
Райда отпрянула, но Туган поймал ее за рукав и притянул к столбу, завернув руки. Вырываться из цепкой хватки охотника было бесполезно. Туган стянул запястья девочки, а потом принялся за лодыжки. Узлы он вязал крепкие – без чужой помощи не развязать. Так и простоит, пока не замерзнет, или Яг Морт не придет за ней.
– Ты прости, – бормотал он, сражаясь с задубевшей на морозе веревкой. – Надо так, понимаешь? Иначе всех… того.
Дрожащими губами он поцеловал девочку в лоб. Райда плакала, но молчала. Впрочем, как и всегда.
– …В общем, дальше придется пешком, – завершив длинную матерную тираду, заместитель Истомина комвзвода Прохоров сплюнул щербатым ртом и вопросительно посмотрел на командира.
Истомин взглянул на лежащий поперек дороги ствол, прикинул размер. Пожалуй, нечего было пытаться сдвинуть его в сторону. В месте слома ствол не был подпилен или подрублен – дерево словно решило рухнуть само по себе, и как раз в тот момент, когда мимо него должны были проехать первые сани. Это показалось Истомину очень странным: не будь он махровым материалистом, впору поверить в чертовщину.
– Пешком, говоришь? Хрен с ним, пойдем пешком. Здесь же недалеко, верно?
Поймав его взгляд, проводник энергично закивал:
– Верно-верно, товарищ. Тут версты три-четыре всего.
– Одолеем. Прохоров, оставь четверых у саней. Остальные за мной.
Истомин решительно перелез через сосну, цепляясь за колючие ветки.
За полчаса чоновцы одолели половину пути. Нетронутый полозьями глубокий снег замедлял продвижение, заставляя идти гуськом друг за другом по протоптанной меже. Время от времени Истомин оборачивался, следя за тем, чтобы его люди не отставали и не растягивались в слишком длинную цепь.
– Плотнее строй, товарищи коммунары, – подбадривал он их. – Плотнее строй!
Опять поднялся ветер, а набежавшие с севера тучи обещали новый снегопад. В его завываниях слышалось что-то живое и зловещее.
Погруженный в собственные мысли, Истомин не сразу заметил движение впереди. Вначале он решил, что ему померещилось, но удивленные возгласы бойцов убедили его в обратном. Вскоре он смог различить силуэт закутанной в меховую шубу женщины, неторопливо бредущей им навстречу. Странная фигура пламенем свечи колыхалась в клубах морозного воздуха, отчего казалась почти призрачной.
Командир остановил отряд, пригляделся. Не женщина, скорее девушка: юная, черноволосая и круглолицая, с типичными для зырян широкими «финскими» скулами, покрасневшими от мороза. Несмотря на лютый колотун, на голове незнакомки не было ни шапки, ни даже платка: ее длинные волосы тонкими черными змеями развевались на ледяном ветру.
Фигура приближалась. Девушка делала легкие, танцующие шаги, отчего казалось, что она плыла по глубокому снегу. Ветер доносил до ушей размеренный хруст снега под ее ногами: хруп, хруп. Хруп, хруп, хруп.
– Эхехе, – осклабился Прохоров, – на ловца, как грится, и зверь бежит.
Зырянка шла к ним, протягивая руки и улыбаясь, как старым знакомым. Ветер игриво закручивал поземки у ее ног, оседал снежинками на лице и волосах. Девушка сделала еще один танцующий шажок и остановилась рядом с Прохоровым.
– Бур лун![31] – приветствовала она их по-зырянски. Ее голос был мягким и звонким, точно колокольчик. На лице селянки не отражалось ни тени страха.
– Бур, бур! – передразнил ее Прохоров. – Эй, барышня! Головку не застудишь? Чай не весна сейчас.
Солдаты засмеялись, позабыв про холод, продиравший до костей. Посыпались колкости и непристойные шутки, на которые селянка не обратила ни малейшего внимания.
– Помолчи, Прохоров! – голос Истомина едва продрался сквозь внезапно пересохшее горло. – Я командир Усть-Сысольского ЧОНа товарищ Истомин. Ты из Вашки?
Зырянка наклонила голову к плечу и принялась разглядывать его со странным брезгливым любопытством, словно личинку, ползающую по куче навоза.
– Может быть. А может, и нет.
Свои слова девушка сопроводила улыбкой, обнажившей белесые десны и ряд крепких зубов. Глаза блеснули темной зеленью. В ее лице и взгляде, как показалось Истомину, мелькнуло что-то странное, нечеловеческое.
– Правду говори, девка! – снова вставил Прохоров. – А не то смотри, как бы пожалеть не пришлось. Растянем тебя прямо тут, на снегу, и…
К удивлению Истомина, угроза не произвела на селянку должного впечатления. Продолжая улыбаться, она переводила взгляд с одного бойца на другого, словно пыталась запомнить их лица.
«Дурная, что ли?»
– Коді тэ?[32] – рявкнул он, чувствуя, что странная селянка внушает ему необъяснимый страх. – У вас был продотряд товарища Фаркаша? Отвечай!
Незнакомка засмеялась. Это был короткий, презрительный смех, который резко оборвался на высокой ноте, словно обрезанный ножницами. Лицо зырянки вытянулось и потекло, как расплавленный воск. У подбородка «воск» на секунду застыл, а потом потек обратно, формируя новое лицо: мужское, костлявое, жестоко обезображенное ипритом.
