Самая долгая ночь - [140]

Лицо его было суровым, губы сжаты, отчего твердая линия подбородка казалась еще тверже. Судя по всему, он пытался решить, что им делать дальше.

Ей хотелось поскорее нырнуть в темноту и двинуться в сторону берега. Лодки должны подойти примерно через час. Однако где-то рядом за ними следом идут каратели из СД, и доказательством тому — легкий самолетик, чей гул теперь почти замер вдалеке.

— Леонард, что нам теперь делать? — спросила она.

Он повернулся к ней. Другие, кого она убедила не разбредаться в разные стороны, все они знали, что нужно делать, хотя никто не горел желанием воевать. Восемнадцать юношей и мужчин.

Прошло еще несколько мгновений, показавшихся ей едва ли не вечностью. Наконец Леонард поднес к лицу руку и посмотрел на часы. Еще целый час до того, как Бурсма подойдет вместе с приливом, а с ним его пять лодок. Но часа им вряд ли хватит.

— Леонард, что нам делать? — повторила Река свой вопрос.

— Нужно задержать СД, чтобы дать остальным уйти, — ответил он. Те, что стояли позади них, теснее сбились в кучу. А поскольку, похоже, никто не понимал по-английски, Река перевела остальным его слова.

— Мы должны остаться, чтобы дать остальным возможность уйти, — повторил Маус, и она повторила его слова по-голландски.

Осветительная бомба проплыла вдоль состава, и ее света хватило, чтобы он мог увидеть ее лицо. Река кивнула в знак согласия.

— Мы можем воспользоваться поездом в качестве укрытия, — продолжил он. — Они придут по путям, другого способа добраться до нас у них нет. И если мы сумеем задержать их здесь примерно на… — Леонард, не договорив, на мгновение задумался. — Часа на два или три, другие за это время смогут спастись.

И вновь Река перевела его слова для тех, что стояли с ними рядом.

— Ты прав, ничего другого нам не остается, — сказала она Леонарду по-английски. Голос ее не дрогнул, она сама это заметила, зато сердце, казалось, было готово выскочить из груди. Встав почти вплотную к нему, она прикоснулась рукой к его щеке.

— Mijn lief, — сказала она.

И это тоже было правдой. Ее любовь — Леонард, он сильный и смелый. Ему по плечу то, что они должны сделать. А вот насчет Мауса она не была уверена.

На какой-то миг он положил поверх ее руки свою, однако затем отошел к сваленным рядом с вагоном сумкам, открыл их и раздал револьверы, которые они привезли из Амстердама. Когда пистолеты закончились, он раздал карабины, захваченные у жандармов и охранников из орпо.

Осветительная бомба погасла, как будто чья-то невидимая рука щелкнула в небе выключателем, и единственным источником света остался тусклый полумесяц. Он и помог им дойти по путям до последнего вагона. Там Леонард указал, где и кому занять позицию и с оружием наготове ждать появления немцев. Молодой человек, который бросал уголь в топку локомотива, нырнул под последний вагон. Вооруженный револьвером старик присел на корточки рядом с водой на краю насыпи. Двое парней, оба моложе Мауса, затаились рядом с составом.

Все замерли в ожидании карателей из СД.

Пройсс сидел на бордюре, вытянув на булыжную мостовую обутые в сапоги ноги, и смотрел вверх, на усыпанное звездами небо. Луна светила тускло, и они были хорошо видны. Интересно, о чем в эти минуты думает Марта? Он загасил о мостовую третий по счету окурок.

Хотя «шторьх» сбросил к северу отсюда несколько осветительных бомб, прошло уже двадцать минут с того момента, как затих рокот его мотора. Пройссу не хотелось подниматься. Ему претила мысль о том, что нужно встать и вновь сесть в разбитый БМВ, чтобы взять курс назад на Амстердам, потому что там его ждали лишь позор и разгневанный Науманн. Даже тот факт, что где-то по залитому водой польдеру бредет тысяча евреев, которых нужно отловить, был бессилен заслонить собой вопрос, доживет ли он до встречи с Мартой.

Впрочем, мир изменился, как только по улице прогрохотали два крытых брезентом грузовика и, подъехав к тому месту, где он сидел, остановились. Из первого кузова выпрыгнули вооруженные люди, все как один его немцы. Из кабины второго вышел Гискес, вслед за которым из кузова выпрыгнула очередная партия автоматчиков. Один тащил на плече пулемет MG-42, на шее болтались несколько пулеметных лент.

— Пройсс, — произнес Гискес, шагнув к нему через проезжую часть и протягивая руку, чтобы помочь встать. — Надеюсь, я не опоздал?

Гискес снял фуражку и пригладил волосы. В лунном свете его седина отливала серебром.

Выходит, он ошибался насчет Гискеса. Свинью ему подложил де Гроот, и никто другой.

— Я рад, что вы приехали.

Похоже, эти чертовы евреи все-таки не сбегут от него в Англию.

— Знали бы вы, чего мне стоило найти это проклятое место, — произнес Гискес. Пройсс заглянул ему через плечо и увидел, что Кремпель строит солдат.

В эти минуты Пройссу было наплевать на оправдания.

— Половина состава находится здесь, но евреи разбежались, — пояснил он. — Но это не самое главное. Потому что вторая половина уехала дальше.

Гискес понимающе кивнул.

— Полагаю, они рассчитывают добраться до того места, где пути подходят почти к самому берегу.

— Я знаю, куда они скрылись, — сказал Пройсс и кивнул Мункхарту, который неподвижно застыл рядом с двумя голландцами — бледным мужчиной в не заправленной в брюки рубашке и с разбитым носом, и рыжеволосой женщиной с безумными глазами. — Здесь есть начальник станции, я вытащил его из постели. По его словам, дальше проходит заброшенная ветка, которой не пользовались уже лет десять, но которая наверняка поможет им добраться почти до самого берега. Там находится старый рыбзавод и небольшая рыбацкая гавань. Именно туда и хотят попасть наши евреи.