Самарканд - [40]

Не засветив лампы, он вытянулся на постели и с покрасневшими от слез и вина глазами отчаянно сжимал в объятиях воображаемую Джахан. Слева от него на полу стояли графин и серебряный кубок, из которого он время от времени отхлебывал. Его губы вели бесконечный разговор с Джахан, Низамом, с самим собой. И с Богом. Кто, как не он, мог удержать распадающееся мироздание?

И только на рассвете, обессиленный, с тяжелой головой, ненадолго забылся он сном. Проснулся же от звука шагов, больно отдававшегося в его мозгу. Солнце стояло уже высоко и заглядывало в комнату сквозь щель в занавесках на окнах, вынуждая его щуриться. Не сразу заметил он стоящего в дверях человека, чьи шаги разбудили его: высокого, усатого, в ярко-зеленом тюрбане на голове и в коротком плаще из бархата, который носила гвардия Низама. Он смотрел на Омара и похлопывал рукой по эфесу шпаги.

— Кто ты? — зевая, спросил Хайям. И кто дал тебе право прерывать мой сон?

— Разве господин никогда не видел меня с Низамом Эль-Мульком? Я был его телохранителем, его тенью. Меня зовут Вартан Армянин.

Омар вспомнил его, что отнюдь не прибавило ему спокойствия. У него было ощущение, что его крепко-накрепко связали веревками, и они впились в его плоть. Но как бы ни было ему страшно, показывать это он не желал.

— Говоришь, телохранитель, тень? Значит, это ты его не уберег?

— Он приказал мне держаться на расстоянии. Всем известно, он сам пожелал смерти. Я мог бы избавить его от одного убийцы, пришел бы другой. Кто я, чтобы вставать между своим господином и его судьбой?

— А что тебе нужно от меня?

— Прошлой ночью наши войска взяли Исфахан. Его гарнизон примкнул к нам. Султан Баркьярук был освобожден. Отныне этот город принадлежит ему.

— Джахан?! — рванулся Омар.

Вартан молчал, озабоченное выражение его лица не соответствовало его воинственному облику. Омару показалось, что он прочел в его глазах страшную весть.

— Я так хотел спасти ее, — прошептал он. — О! Как бы я был горд явиться к прославленному Хайяму и привести к нему его жену, живую и невредимую! Но я опоздал! Все находившиеся во дворце зарезаны.

Омар бросился к нему, схватил за плечи и стал трясти. Тот не сопротивлялся.

— И ты явился ко мне, чтобы сообщить это!

Вартан, по-прежнему держа руку на эфесе, но все тем же спокойным, бесцветным голосом продолжил:

— Я пришел не за этим. Низамия порешила, что и ты должен умереть. Если лев ранен, благоразумнее его прикончить, считают они. Мне поручено привести приговор в исполнение.

Хайям взял себя в руки. Достойно встретить конец! Сколько мудрецов посвятили свою жизнь тому, чтобы достойно взойти на эту вершину человеческого удела! О нет, он не станет защищаться. Напротив, он почувствовал, как отступает страх, и думал о Джахан, о том, что и она, верно, сумела быть на высоте в последний миг своего земного бытия.

— Никогда не смог бы я простить тем, кто расправился с моей женой, всю жизнь оставался бы их врагом и мечтал увидеть их посаженными на кол! Воля ваша, я должен умереть!

— Я так не думаю. Тех, кто принимал решение, было пять, я один был против твоей гибели.

— И был не прав. Твои приятели умнее тебя.

— Я часто видел тебя рядом с Низамом Эль-Мульком, вы беседовали, как отец с сыном, он никогда не, переставал любить тебя, несмотря на закулисные интриги, которые вела твоя жена. Будь он среди нас, он бы не стал приговаривать тебя к смерти. Да и ее простил бы ради тебя!

Хайям с удивлением воззрился на стоящего перед ним воина, словно только сейчас увидел его.

— Раз ты был против моей смерти, почему именно тебя выбрали для исполнения приговора?

— Я сам вызвался. Другие бы тебя убили. Я же этого не сделаю. Думаешь, стал бы я вот так беседовать с тобой?

— Как же ты будешь держать ответ перед своими товарищами?

— Да никак, просто уйду. Вслед за тобой.

— Ты так спокойно заявляешь об этом, словно давно это задумал.

— Так и есть. Я действую не сгоряча. Я был душой и телом как никто другой предан Низаму Эль-Мульку и верил ему. Если бы Господь позволил, я бы отдал за него жизнь. Но уже давно созрело у меня и иное решение: если моего господина не станет, я не пойду в услужение ни к его сыновьям, ни к его преемнику и навсегда расстанусь с военным ремеслом. Обстоятельства его смерти вынудили меня в последний раз взяться за оружие. Я причастен к смерти Маликшаха и не жалею о том: он предал своего наставника, отца, человека, вознесшего его на вершину. Он получил свое. Я был вынужден убить, но убийцей не стал. Никогда не пролил бы я кровь женщины. А когда мои товарищи приговорили Хайяма, я понял: самое время для меня убраться отсюда, изменить жизнь, превратиться в отшельника или бродячего поэта. Если ты не против, собери пожитки и поскорее уйдем из города.

— Но куда?

— Куда пожелаешь, господин, Я последую за тобой повсюду, как твой ученик! Мой клинок защитит тебя. А когда все успокоится, ты вернешься.

Пока Вартан седлал лошадей, Омар взял все необходимое: рукопись, чернильницу, тыквенную бутыль[41] и кошелек, набитый золотыми монетами.

Вскоре позади остался оазис, а вслед за ним и западное предместье Исфахана — Марбин; их никто не остановил. Слова Вартана было достаточно, чтобы распахнулись любые ворота, перед ним почтительно расступались часовые. Это немало удивляло Омара, но он ни О чем не спрашивал своего спутника. У него просто не было иного выхода, кроме как во всем положиться на него.