Самарин - [3]

Самарин поймал себя на том, что принимает одну из сумок от француза с благодарностью. Саша делал то же самое. Все еще немного покланялись друг другу, а затем Константин Саввич с компаньоном вышли из павильона.

– Вот и все, – сказал Саша, мягко отбирая сумку у Самарина. – Простите за беспокойство.

Он порылся в сумке и вынул коробочку духов.

– Константин Саввич, прошу вас… Подарите жене, – сказал он, протягивая коробочку Самарину.

– Это что, взятка? – хмуро спросил Самарин.

– Это гонорар, Константин Саввич, – улыбнулся Саша. – Не надо быть таким мнительным! – воскликнул он, начав растворяться в толпе.

– Погодите-ка! – попытался остановить его Константин Саввич. – Почему вы меня… Почему вы мне билет предложили?

– У вас номенклатурный вид! – отозвался уже почти невидимый Саша. – Благодарю за деловое сотрудничество.

Вокруг суетились автоматы и люди. Коробочка духов оттопыривала карман пиджака. Константин Саввич стоял под огромным красочным щитом, на котором очаровательная блондинка, улыбаясь, нажимала на кнопки пульта вычислительной машины. Над нею горело слово «Интероргтехника».

– Номенклатурный вид! – пробормотал Константин Саввич и, резко повернувшись, пошел к выходу. Блондинка смотрела ему вслед с молодой иностранной печалью. Запах французских духов преследовал Константина Саввича. Он тек над городом вязкой и сладкой струей, пока Самарин шел домой, удивляясь странности и непонятности жизненных явлений, пришедших к нему под старость лет.

3. Возрасты

Разбился Константин Саввич, как ртуть из градусника!

Еще вчера он был солидной блестящей каплей, чуть сплюснутой собственным весом, а сегодня, благодаря нелепой цыганке, разрушился на маленькие капельки, каждая из которых побежала в свою сторону.

Это были годы его жизни, впервые осознанные им по отдельности. Это был он сам, размноженный собственным возрастом на похожие и непохожие фигурки, бегущие по закоулкам памяти, точно спортсмены с номерами на майках, сменявшие друг друга в длинной эстафете жизни, а теперь явившиеся разом, как бы желая присутствовать при финише.

Все они жили в Ленинграде, за исключением нескольких Самариных военных лет, которые работали в оборонной промышленности на Урале. Худой семилетний Самарин с впалыми глазами тревожно выглядывал из окна профессорской квартиры на Петроградской стороне, куда подселили семью слесаря Саввы Самарина после революции. На углу Каменноостровского проспекта и Песочной строился отряд красноармейцев. Колонна топорщилась штыками, как ежик. Раздалась команда «Ша-агом марш!», и отряд зашагал по Троицкому в желтоватую мглу. Тяжелая профессорская портьера касалась щеки. Впереди была загадочная и трудная жизнь, а науки электроники еще не существовало.

Шестнадцатилетний лаборант Костя Самарин все еще сидел в закутке кафедры Электротехнического института, среди тяжелых приборов тех лет с черными эбонитовыми панелями и массивными медными клеммами. Перед ним лежал драгоценный кристалл свинцового блеска, которого касалось острие серебряной проволочки. Из наушников, укрепленных на голове Самарина, слышался замирающий голос Московского радио, и это было первым сотворенным собственными руками чудом. Потом чудес стало больше, но они уже не воспринимались так остро.

А Самарин двадцати пяти лет в это время вплывал в Нью-Йоркский порт на теплоходе трансатлантической компании в составе группы молодых советских специалистов. Вокруг улыбались иностранные красотки, но Самарин был уже женат на Анастасии Федоровне, на Настеньке, и никакие красавицы не могли его интересовать.

Те, молодые Самарины, работали по шестнадцать часов в сутки, они мчались вперед, как электроны в лампах, и путь их был прям и прост. Наблюдая за их стремительным продвижением, пенсионер Самарин искал цель, к которой они летели, и видел просторный кабинет с ковровой дорожкой и длинным столом, накрытым зеленой скатертью. Он видел себя во главе этого стола, микрофон селекторной связи, перекидной календарь, бронзовый чернильный прибор и переходящее знамя министерства. Секретарша Екатерина Антоновна вносила в кабинет стакан чаю с медалькой лимона, мягко ступая по ковровой дорожке. Двадцать Самариных сменились перед нею – все в коричневых бостоновых костюмах одинакового покроя, одинаково пунктуальные, требовательные и немногословные.

И это все, Константин Саввич? В этом и состояла цель?

А как же тогда быть с четырнадцатилетним мальчиком Самариным, гонявшим голубей на крыше дома Петроградской стороны? Как быть с кошками, собаками, хомяками, ежами, рыбками, которыми тот мальчик окружал себя в своем одиночестве, мечтая прожить жизнь тихим исследователем бессловесных тварей природы? Сейчас мальчик вернулся и вновь заселил квартиру рыбками, канарейками и попугаями в клетках.

Константин Саввич вздохнул, сжимая в кармане коробочку французских духов. Чтоб ее черти забрали, эту цыганку!

Он прошел мимо здания КБ, но по другой стороне улицы. Рабочий день уже кончился. Светились нижние этажи экспериментального производства, окна семнадцатого отдела, светилось и окно его кабинета.

Огромное семиэтажное здание конструкторского бюро выплывало из сумерек с горящей на крыше надписью «Слава советской науке!». Многочисленные Самарины ходили по его этажам, проводили совещания и митинги, подписывали отчеты и любовались опытными образцами электронных приборов. Эти приборы летали вокруг Земли на спутниках, прятались в маленьких пластмассовых коробочках радиоприемников, грелись от терпеливой работы, связывая людей друг с другом. Константин Саввич усмехнулся своей недавней мысли о кабинете с ковровой дорожкой, потому что не он был целью стремительного бега Самариных, и не здание КБ даже, а та очевидная и простая истина, что люди должны иметь друг с другом связь на любых возможных расстояниях.