Салют на Неве - [22]

По ночам сестры зорко следили за воздухом. Над городом, на фоне темного неба, порою вспыхивали и рассыпались вражеские ракеты: зеленые, белые, красные. Финские шпионы, прячась в расщелинах скал и в подвалах покинутых зданий, сигнализировали своим о том, что происходило на Ханко. Они знали каждую тропинку на полуострове, каждый куст в зарослях леса и под покровом ночи всячески старались проникнуть в советскую крепость. Их немало переловили на перешейке, немало потопили в заливе. Но все же некоторым из них удавалось перебираться через границу. Чем длиннее становились ночи, тем чаще взвивались над городом разноцветные огоньки сигнальных ракет. Девушки хорошо знали местность и без ошибки засекали участки, где копошились Лазутчики.

Чтобы не поднять ложной тревоги, они несколько раз проверяли свои наблюдения и только тогда звонили в комендатуру.

Как-то в конце июля, часов в одиннадцать вечера, когда густые сумерки обволокли город и берег притихшей бухты, Надя Ивашова, одна из дежурных операционных сестер, постучала в дверь моей комнаты.

— Товарищ начальник, — приглушенным голосом сказала она, — выйдите на минутку.

Я вышел в коридор и вопросительно посмотрел на девушку. В ее глазах было крайнее беспокойство.

— Дойдемте до дороги, товарищ начальник. Мне кажется, у хлебозавода происходит какая-то странная сигнализация.

— Хорошо, сейчас, — сказал я и, согнувшись, заглянул в клетку Белоголовова. Тот лежал с прилаженной у изголовья свечой и что-то читал. Когда я вошел, он поставил свечу на стол, захлопнул книгу и гостеприимным жестом пригласил меня сесть.

— Папиросу или моченой брусники?

— Нет, спасибо. Ивашова говорит, что неподалеку работают финны. Нужно пойти посмотреть. Если не устали, пойдемте.

Белоголовов вскочил с кровати, натянул китель и взял из-под подушки наган. Мы вышли на дорогу. На расстоянии километра, в районе хлебозавода, мерно вспыхивал и потухал чуть заметный голубой огонек, отделенный от поверхности земли пустым темным пространством. Вспышки были то долгими, затяжными, то мгновенными, напоминающими короткое замыкание в электрических проводах. С минуту мы настороженно наблюдали за непонятным явлением. Кругом было безветренно и тихо. Наконец Белоголовое раздельно и четко произнес:

— Я начинаю понимать. Это азбука Морзе. Негодяй сидит на той высокой сосне, которую я собирался вчера спилить для нашего дота. Надюша, засеките точку и бегите скорей к телефону.

Ивашова, спотыкаясь о разбросанные повсюду могильные плиты, бросилась в подвал. Мы зашагали к хлебозаводу и не спускали глаз с едва заметных светящихся знаков. До дерева оставалось не более ста шагов. Вдруг ночное безмолвие прорезал сухой винтовочный выстрел. Голубые искры померкли, и на сером облачном небе яснее выступили очертания столетней сосны. Комендантский патруль, топоча пудовыми сапогами по камням, пересек дорогу и скрылся среди домов. Мы повернули назад. Из темноты неожиданно выплыла чья-то фигура, легко и неслышно двигавшаяся нам навстречу. Я догадался, что это Шура, и потихоньку окликнул ее.

— Да, это я. Хорошо, что ты позвал меня, а то я прошла бы мимо. Ничего не видно.

— Зачем ты здесь?

— Мне сказали, что вы с Николаем Николаевичем ушли на хлебозавод, и я решила догнать вас. Расскажи, что случилось.

Белоголовов недовольно махнул рукой.

— Мы, собственно, ничего не видели. Патруль пришел раньше нас и прекратил сигнализацию.

Шура зябко вздрогнула и прижалась ко мне.

— Тебе страшно? — спросил я.

Она остановилась.

— Нет, я только волновалась за вас. Кстати, возьми вот это, ты забыл на столе. — Она протянула мне кобуру с револьвером.

На западе, над горизонтом, как бы разорвав нависшие облака, сверкнула мгновенная огненная вспышка. На Короткий миг она осветила шоссе и по краям его кусты шиповника, усыпанные сверкающими каплями вечерней росы.

В этот момент совсем близко от нас, где-то над верхушками деревьев, раздался протяжный свист, и я почувствовал, будто горячий обжигающий ветер сухо пахнул в лицо. Почти тотчас в стороне от дороги высоко взвился столб желтого пламени, по кустам пробежали три колеблющихся уродливых тени (Шура, Белоголовов и я), и затем прогремел взрыв. На западе полыхнули новые вспышки — одна, другая, третья, четвертая… Мы ускорили шаг и почти побежали, стараясь не потерять друг друга из виду. Было слышно, как осколки ломали ветви деревьев и шуршали в густой листве. Направо от нас показалось здание яслей с еле различимыми очертаниями террас и колонн. В одном окне между шторами пробивалась полоска света. До подвала оставалось не больше минуты ходьбы. Вдруг рядом, за выступом скалы, раздался новый удар, от которого заколыхалась земля и стало светло, как днем.

— Ложитесь! Не стойте на дороге! — властно скомандовала Шура. — Не стройте из себя дон-кихотов!

Мы подбежали ко рву, прорытому вдоль шоссе, и прилегли на колючую, мокрую траву, пахнувшую сыростью и полынью. Снова стало темно и тихо. Было слышно, как в яслях ходят люди и поскрипывают полы. Кто-то прогремел засовом, запирая наружную дверь.

— Не зайти ли нам пока в ясли? — нерешительно предложил Белоголовов.