Сальватор - [2]

Жибасье последовал за ним и велел форейтору не отставать. Тот повиновался, и мы видели, как обе почтовые кареты влетели в Кель и остановились возле гостиницы «У Великого Фридриха».

Путешественники вежливо раскланялись, но не обменялись ни единым словом. Они вошли в гостиницу, сели за разные столы и спросили обед: г-н Сарранти — на чистейшем французском языке, Жибасье — с заметным немецким акцентом.

Продолжая хранить молчание, Жибасье с высокомерным видом отведал все блюда, которые ему подавали, и расплатился. Видя, что г-н Сарранти поднялся, он тоже не спеша встал и молча занял место в экипаже.

Скачка продолжалась. Карета г-на Сарранти по-прежнему была впереди, но всего на двадцать шагов.

К вечеру путешественники подъезжали к Нанси. Форейтор г-на Сарранти был шафером на свадьбе у двоюродного брата; ему совсем не хотелось покидать праздничный ужин ради перегона, который в оба конца составлял одиннадцать льё; узнав от своего товарища, предыдущего форейтора г-на Сорранти, что седок желает ехать как можно скорее, а платит весьма щедро, он пустил лошадей в бешеный галоп, надеясь вернуться на полтора часа раньше обычного и поспеть к началу танцев. Но в то самое мгновение, как карета подъезжала к Нанси, лошади, форейтор, экипаж на быстром спуске опрокинулись и чувствительный Жибасье с криком выскочил из кареты и бросился на помощь г-ну Сарранти.

Впрочем, Жибасье действовал так скорее для очистки совести, ибо был убежден, что после падения, свидетелем которого он явился, пострадавший нуждается скорее в утешениях священника, чем в помощи попутчика.

К своему величайшему изумлению, он увидел, что г-н Сарранти цел и невредим, а у форейтора всего-навсего вывихнуты плечо и нога. Но если Провидение, словно заботливая мать, хранило людей, оно отыгралось на лошадях: одна расшиблась насмерть, у другой оказалась перебита нога. Карета тоже пострадала: одна ось была сломана, а тот бок, на который завалился экипаж, был разбит вдребезги.

О том, чтобы продолжать путешествие, не могло быть и речи.

Господин Сарранти отпустил несколько ругательств, что свидетельствовало о его далеко не ангельском характере. Однако ему ничего другого не оставалось, как смириться, что, он, разумеется, и сделал бы, если бы не мадьяр Жибасье; тот на странном языке, смеси французского с немецким, предложил незадачливому попутчику пересесть в его экипаж.

Предложение пришлось как нельзя кстати, да и сделано оно было, как казалось, от чистого сердца. Господин Сарранти принял его не раздумывая.

Багаж г-на Сарранти перенесли в карету Жибасье, форейтору обещали прислать помощь из Нанси (до города оставалось льё с небольшим), и скачка продолжалась.

Путешественники обменялись приличествующими случаю выражениями. Жибасье не был уверен, что говорит на чистом немецком; подозревая, что г-н Сарранти, хоть он и корсиканец, владеет этим языком в совершенстве, Жибасье старательно избегал расспросов и на любезности своего попутчика отвечал лишь «да» и «нет», причем акцент его становился все более французским.

В Нанси карета остановилась у гостиницы «Великий Станислав»; там же находилась почтовая станция.

Господин Сарранти вышел из кареты, рассыпался в благодарностях и хотел было откланяться.

— Вы совершаете оплошность, сударь, — заметил Жибасье. — Мне показалось, что вы торопитесь в Париж. Вашу карету до завтра починить не успеют, и вы упустите целый день.

— Это тем более прискорбно, — согласился Сарранти, — что такое же несчастье приключилось со мной, когда я выезжал из Регенсбурга, и я уже потерял целые сутки.

Теперь Жибасье стало ясно, почему г-н Сарранти задержался с прибытием в Штейнбах, что заставило поволноваться мнимого мадьяра.

— Впрочем, — продолжал г-н Сарранти, — я не стану дожидаться, пока починят мою карету: куплю себе другую.

И он приказал станционному смотрителю подыскать ему экипаж, причем все равно какой: коляску, двухместную карету, ландо или даже кабриолет — лишь бы можно было немедленно отправиться в путь.

Жибасье подумал, что, как бы скоро это приказание ни было исполнено, он успеет поужинать, пока его попутчик осмотрит новый экипаж, сторгуется и перенесет в него свой багаж. Наш осмотрительный герой никогда не упускал возможности подкрепиться, а у него с восьми часов утра, то есть с самого Келя, и крошки во рту не было (хотя в случае необходимости его желудок мог соперничать в воздержанности с желудком верблюда).

Очевидно, г-н Сарранти счел за благо последовать примеру благородного мадьяра; и вот оба путешественника, как и утром, сели за разные столы, звякнули в колокольчик, подзывая официанта, и с интонацией, указывавшей на похвальное единство во взглядах, приказали:

— Официант, ужинать!

II ГОСТИНИЦА «ВЕЛИКИЙ ТУРОК» НА ПЛОЩАДИ СЕНТ-АНДРЕ-ДЕЗ-АР

Для тех из наших читателей, кого удивило то обстоятельство, что г-н Сарранти отклонил предложение г-на Жибасье — столь приемлемое для человека, который торопится, — скажем: если и есть кто-нибудь хитрее сыщика, преследующего человека, так это именно преследуемый.

Возьмите, к примеру, лисицу и борзую…

В душе у г-на Сарранти зародились пока еще неясные подозрения относительно этого мадьяра, что так плохо говорит по-французски, но в то же время вразумительно отвечает на все вопросы, и, напротив, когда к нему обращаются по-немецки, по-польски или по-валашски (а этими тремя языками г-н Сарранти владел в совершенстве), тот невпопад отвечает «ja» или «nein»