Сальто-мортале - [44]

Дорога вся в рытвинах, надо бы ее выровнять песком и галькой. Когда идет дождь, рытвины превращаются в лужи, пыль — в грязь и ноги утопают в жидком месиве. Не нравится — идите по другой дороге.

Кортеж движется медленно, видно, не торопитесь добраться до места. Куда и зачем вы идете? Лучше не говорите, ничего не желаю знать. Может, это — тайна? Тогда вы правильно делаете, что молчите, почти правильно. Если возьмете меня с собой, пойду за вами молча и не буду задавать нескромных вопросов.

Вы растоптали жука-скарабея. Раздавленный, он остался лежать на земле, и из брюшка у него потекла белая жидкость. Приползли еще четыре скарабея, остановились, посмотрели и принялись слизывать белую жидкость. Я молчу, ничего не говорю. Эти скарабеи — странные существа, у них есть крылья, но они не умеют летать, а если б умели, тот скарабей улетел бы и вы бы его не раздавили. Между тем вы раздавили и четырех жуков-скарабеев, которые приползли полакомиться белой жидкостью, вытекавшей из брюшка первого скарабея.

От долгой ходьбы у меня заболели ноги. Мы уже прошли немало, но до сих пор не добрались до места. Может, потому, что идем медленно, вот уже несколько часов идем. Нельзя ли ускорить шаг, тогда, может быть, и доберемся. А может, мы вообще ходим по кругу? Надеюсь, нас не постигнет судьба той колонны муравьев.

Раз уж я иду с вами, то хочу знать куда. Куда вы меня ведете? Джузеппе, дружище, в укромное место. Ну хорошо, укромное, но как оно называется? Есть же у него название! А может, это одно из тех мест, которых не найдешь даже на карте Военно-топографического института? Далеко отсюда? Ближе к берегу моря или в равнине, там свежо и можно в любое время укрыться от жары в тени? Пророчествуешь, точно Сивилла, сказал я голосу за моей спиной, не очень-то мне нравятся твои нравоучения, совсем даже не нравятся.

Отвечайте же! Не хотите, да? Правильно делаете... Но у вас озабоченные лица. Что с вами случилось? Что-нибудь серьезное, неожиданное или же обычные заботы повседневной жизни? Какой жизни, Джузеппе, у тебя хватает смелости называть это жизнью? Ну хорошо, могу назвать это иначе, как вам больше нравится. Пожалуй, лучше ее никак не называть.

Ну хорошо, не хотите говорить — и правильно делаете, что идете молча. Теперь вновь заговорило радио — вечерняя программа. Сибелиус, опять Сибелиус, это

«ГРУСТНЫЙ ВАЛЬС».

Снова он. Женщинам он очень нравится. Что вы в нем находите привлекательного? Он напоминает вам о детстве, а может, и о первой любви. Иной раз, даже очень часто, женщин влекут воспоминания молодости и первой любви. Но в мире существуют не одни только женщины, не мешало бы вам об этом помнить, господа с радио.

38

Джузеппе, дружище! Никакой я тебе больше не дружище. Как, но ведь мы были точно родные братья, и вдруг! Ну хорошо, точно родные братья, но теперь многое изменилось, сказал я, типы вроде тебя, хотя ты и сам все знаешь. Не хочу с тобой ссориться! Нет уж, договаривай, ссорься. Тогда знай:

ТЫ — ПАРАЗИТ.

Что ж, учти, дорогой Джузеппе, на этой земле есть место и для паразитов. И потом, бывают паразиты и среди паразитов, к примеру, у блох водятся вши.

Ну хорошо, вши, сказал я, но они хоть не становятся доносчиками, агентами полиции. Некоторым, Джузеппе, всюду мерещится полиция. Не люблю, когда меня относят к «некоторым», сказал я. И потом, как объяснить, что полиции известен каждый мой шаг и всякий раз она наносит мне удар из-за угла? Голос громко расхохотался. Что тут смешного? Смотри, мое терпение вот-вот лопнет, сказал я, и я смажу тебе по физиономии, если только у тебя она есть. Надо еще посмотреть, позволю ли я бить себя по физиономии. Знаешь, я вышвырну тебя, воскликнул я, — долго мы будем друг друга мучить? Пора нам и разойтись. Голос слышался теперь откуда-то издалека. Я сел на камень в тени дерева, возле придорожного рва. Хочешь, я отведу тебя на станцию, сказал я. Нет, я всегда хожу один по асфальтовой дороге и чувствую, как ветер свистит в ушах. Ночью, когда льет дождь и в ушах свистит ветер, ты и сам почувствуешь одиночество. Лил дождь. Мой неотвязный спутник закашлялся. Ты простудился, сказал я, подумай о своем здоровье! Лучше ты о своем подумай.

Теперь в голосе спутника слышалась дрожь. Может, ты передумал, сказал он, — ведь ты пошутил, верно? Люди любят шутить. Ничуть, ответил я. Иди своей дорогой, не хочу тебя больше видеть, вернее, слышать. Почему бы нам все это не обсудить спокойно, сидя рядом на камне и укрывшись под деревом от дождя, сказал он. Порой люди принимают поспешные решения, а потом каются. Такого еще не бывало, чтобы человек вдруг разделился надвое, сказал он.

Некоторые черви, ответил я, делятся даже на четыре части. Если такого червя разрезать на множество кусков, каждый будет жить своей собственной жизнью и со временем станет нормальным червем. Когда кто-нибудь подходит к нему с ножом, такой червяк, улыбаясь, говорит: режьте на здоровье.

ИЗ ОДНОГО ЧЕРВЯ ПРЕВРАЩУСЬ В ДВУХ.

Есть и такие черви, сказал я, которые делятся спонтанно, к примеру, солитер. Вот и мы, сказал я, можем разделиться спонтанно.

Подожди немного, сказал голос у меня за плечами. Баста, ответил я, идем на станцию; а он захныкал: не заставляй меня уходить так сразу; если ты обиделся, беру свои слова назад. Нет, назад не возвращаются, сказал я, мир тем и хорош, что одни приходят, а другие уходят, и он вечно в движении.