Салон недобрых услуг - [5]

На дядю Аркашу в самом деле «наехали». Кроме этих записок, он получил ночью и телефонный звонок. Ему было четко и ясно сказано, что если он дорожит своими близкими – Маришей и Маргошей (Маргоша – это Маришина собачка по имени Королева Марго), то должен, следуя дальнейшим указаниям, выделить из своих доходов некоторую сумму для обеспечения их безопасности.

– Я сразу же спросил его, какие у него отношения с партнерами и конкурентами по бизнесу.

– Прекрасные, – сказала мама. – Он же такой застенчивый.

– Бизнес есть бизнес, – возразил папа. – Я поручил своим ребятам проверить всех, кто имеет к нему претензии. Но думается мне, что здесь что-то другое. Другие действующие лица, другая конечная цель.

– Рэкетиры? – прямо спросила мама.

– Возможно. – Тут папа прислушался. – Кажется, они последнюю тарелку грохнули.

– Нет, – возразила мама, – мою чайную кружку.

– Так ей и надо, – сказал папа. – Ей уже десять лет, и она вся в трещинах.

– Была в трещинах, – вздохнула мама. – Теперь она в осколках.

– В общем, мы поставили на контроль все Аркашины телефоны и выделили Марише свою охрану. От Аркашиных балбесов толку мало.

– А дальше?

– Будем ждать. Когда они назначат встречу для передачи денег, мы их возьмем.

Папа сказал это так просто, будто собирался не опасных преступников брать, а ложку со стола. Ну что ж, он свое дело знает.

– Видишь, – сказала мама, – как хорошо, что я отговорила тебя менять работу. От тебя ведь столько пользы.

Алешка зажал рот, чтобы не расхохотаться во весь голос. С нашей мамой не соскучишься.

Мы быстренько вернулись на кухню, обулись и взялись за посуду. Когда мама пришла к нам, она глянула в мойку и сказала:

– Бездельники. Чем вы тут занимались? О! Моя любимая кружка, оказывается, цела. А что же вы грохнули?

– Хрустальный кувшин, – успокоил ее Алешка. – И серебряные стаканы.

У нас их отродясь не было. Ни серебряных кувшинов, ни хрустальных стаканов. Но мама на всякий случай все-таки проверила помойное ведро. И очень удивилась (с приятностью), что никаких осколков (ни серебряных, ни хрустальных) в ведре не оказалось.

– Свободны, – сказала нам мама, когда мы домыли посуду. – Умываться и спать. Немедленно.

Через пять минут она вошла в нашу комнату:

– Алексей, умылся?

– Частично, – пробормотал Алешка.

– Это как? – удивилась мама.

– Нос и одно ухо, – объяснил я.

– Не ври, – возмутился Алешка. – Ухи я вообще не мыл. Это вредно.

– Кто сказал? – спросила мама. – Карлсон?

– Семен Михалыч, наш директор.

Тут мама немного растерялась. Наш директор был в большом авторитете у школьных родителей. Как бывший боевой полковник. И мама не стала спорить. Поправила Алешке одеяло, выключила свет, пожелала спокойной ночи и ушла.

И тут же вернулась:

– Про кроссовки утром не забудь.

– Не забуду, – сказал Алешка. – И что вы их так боитесь?

Когда мама ушла, мы с Алешкой стали обсуждать подслушанную информацию. Потом, когда прошло немного времени, я один раз задумался: как же так получилось, что наше с Алешкой бытовое, как говорит папа, любопытство привело нас к активной деятельности. Мы ведь не собирались вмешиваться в эти Аркашины проблемы, нам своих проблем хватало. Мы просто волновались за него и за его любимую Маришу. И как-то незаметно включились в борьбу за их безопасность. А когда включились, узнали такое! Что даже папа, когда мы ему об этом рассказали, безмерно удивился.

Так или иначе, но мы с большой пользой влезли в это дело. Хотя нас об этом никто не просил. Скорее – наоборот. Когда на следующее утро, за завтраком, Алешка с невинной мордашкой выразил пожелание навестить дядю Кашу в его доме («А то, пап, очень невежливо получается: он к нам все время шляется, а мы к нему – ни разу»), папа молча показал ему свой большой кулак. А потом добавил словами:

– И близко к его дому не подходить!

– Опасно? – спросила мама с тревогой в голосе.

– Очень, – сказал папа. – Они там всех вымогателей распугают. Ищи их потом по всему свету.

– Ладно, – смирненько пообещал Алешка, – не будем мы их пугать.

– Правильно! – похвалила его мама. – Молодец! В конце концов, отец, это твоя обязанность.

– Не знаю, не знаю, – папа чуть заметно усмехнулся. – Я все подумываю: а не поменять ли мне работу? Да и жена настаивает на этом.

– Какая еще жена? – возмутилась мама. – Твоя жена тобой гордится!

– Ладно, – сказал Алешка, вставая из-за стола, – вы тут погордитесь друг другом, а нам пора в нашу любимую школу.

– Кроссовки захвати, – напомнила ему вслед мама.

– Обязательно, – заорал Алешка из прихожей, заталкивая кроссовки подальше под тумбочку. Никак он с ними не расстанется.

Когда мы пришли в школу, Семен Михалыч участливо нас поприветствовал и спросил Алешку:

– Как у вашей мамы уши?

– Довольно чистые, – машинально ответил Алешка, позабыв о мамином «больном» ухе.

– А у папы зуб? – ехидно усмехнулся директор.

– Поправился, – сказал я.

– Ну-ну, – Семен Михалыч покачал головой. – Я проверю. Сегодня вечером.

До вечера еще далеко, что-нибудь придумаем. А вот что нам делать после уроков, мы уже знали. Поедем вымогателей от Аркашиного дома отпугивать.

Дядя Каша жил недалеко от нас, на окраине Москвы, где кончался город и начиналась природа, в большом новом доме (этажей в сто), окруженном железной оградой со шлагбаумом. Возле шлагбаума стояла веселенькая будочка, где нес свою вахту мрачный охранник в черной форме. Вооруженный до зубов пистолетом, наручниками, баллончиком и дубинкой. Он был очень вежлив с жильцами и очень груб с посторонними. Особенно с теми, которые не подъезжали к дому на клевых тачках, а подходили к нему пешком. Как мы с Алешкой.