Сальери - [16]

— Тут как раз столько нот, сколько нужно, ваше величество, — пытался возразить Моцарт.

После премьеры венцы находились в замешательстве: «Похищение» «не было ни итальянской оперой, ни немецким зингшпилем; никто не знал, к какой категории его следовало отнести, по каким критериям оценивать»^{61}. К сожалению, для Моцарта, рьяного поборника и пропагандиста «немецкого национального театра», это был провал. Вскоре ему пришлось снова обратиться к помощи итальянских либреттистов. «Будь в театре еще хоть один немец, — сетовал он в 1785 году, — театр стал бы совсем иным! Это прекрасное начинание расцветет пышным цветом лишь после того, как мы, немцы, всерьез начнем по-немецки думать, по-немецки действовать и по-немецки петь!»^{62}

Сочинение оперы «Похищение из сераля» также связано с именем девятнадцатилетней сестры певицы Алоизии Вебер, носящей то же имя, что и героиня новой оперы, — Констанца. Моцарт был искренне влюблен в нее, но свадьбе препятствовали родители невесты, не считавшие обладающего неопределенным будущим, не имеющего средств композитора выгодной партией. Леопольд Моцарт тоже посчитал, что будничные заботы семейной жизни погубят карьеру сына. К тому же Веберов он презирал.

Несмотря на эти препятствия, 4 августа 1782 года Вольфганг Амадей Моцарт и Констанца Вебер обвенчались.

Выбор Моцарта был не слишком удачен. Его доход был невелик, к тому же он совершенно не умел сводить концы с концами. Констанца же не обладала острым умом, и ее музыкальные способности не могли сравниться с талантами ее сестры. При этом она была так же беспечна и нераспорядительна, как и ее муж. К тому же ее слабое здоровье требовало лишних издержек, которых Моцарт, конечно, не жалел, но всё это еще больше подрывало его благосостояние, ведь денежного места у него не имелось, да и учеников было немного. Несмотря на свои первые венские музыкальные эксперименты, он оставался непризнанным и почти неизвестным.

А.И. Кронберг в связи с этим пишет: «Сальери, “идол Иосифа”, был добрый, уживчивый итальянец. <…> Моцарту не могло не быть досадно, что посредственному таланту Сальери оказывали предпочтение. Несмотря на это, они никогда не были в явной вражде между собой»^{63}.

Иными словами, Моцарт завидовал Сальери, ибо публика восхищалась его виртуозностью исполнителя, но не более того…

Его биограф Марсель Брион констатирует: «Расположение, которое Иосиф II выказывал Моцарту, не доходило до того, чтобы назначить его на официальную должность, позволяющую рассеять тягостную заботу о деньгах»^{64}.

Когда же встал вопрос о выборе учителя фортепиано для принцессы Елизаветы Вильгельмины Вюртембергской, на которой, по мнению Иосифа II, должен был жениться его племянник эрцгерцог Франц (будущий первый император Австрии), «кандидатуру композитора отклонили, хотя он мобилизовал в связи с этим всех своих покровителей. Желанное место досталось Сальери»^{65}.

Почему? Да потому, что речь шла о пятнадцатилетней девочке, а Моцарт «имел репутацию легкомысленного и даже разнузданного молодого человека»^{66}.

Что же касается Антонио Сальери, то он в 1781 году тоже сделал попытку сочинить оперу по немецкому либретто, но его вскоре увлекло совсем другое. Его друг и покровитель Глюк в это время завершил переговоры с комитетом Парижской оперы о сочинении новой оперы «Данаиды». Либретто ее, написанное поэтом Раньери де Кальцабиджи[27] и переведенное на французский язык Франсуа Лебланом дю Рулле (атташе французского посольства в Вене) и Теодором де Чуди, было своевременно направлено Глюку.

Сюжет оперы, как можно догадаться по названию, весьма мрачен. Пятьдесят дочерей Даная, царя Аргоса, и 50 сыновей его заклятого врага Эгипта должны сочетаться браком, дабы положить конец многолетней вражде. Но коварный Данай толкнул своих многочисленных дочерей на страшное дело — каждая из них в первую брачную ночь пронзила сердце супруга кинжалом. Таким образом Данай отомстил Эгипту за давние обиды. Лишь старшая из Данаид, Гипермнестра, влюбленная в своего Лиснея, позволила ему бежать и тем самым навлекла на себя гнев отца и сестер. И заканчивалось либретто отнюдь не любовным дуэтом спасшихся молодоженов, а стонами преступных Данаид и их грешного отца, терзаемых в преисподней, где их клевали коршуны и поедали змеи (в классической версии этого мифа Данаиды были обречены наполнять бездонную бочку).

Проблема заключалась в том, что Глюк никак не мог справиться в срок с этим заказом. Ему уже было под семьдесят, и он считал заказ парижан слишком утомительным для себя. К тому же состояние его здоровья радикально ухудшилось: после двух инсультов правая рука композитора была практически парализована.

По мнению Адольфа Жюльена, Глюк все же принял заказ, но «без всякого желания беспокоить себя в Вене»^{67}. Короче говоря, работать, как раньше, он не имел никакой возможности, а посему обратился к Сальери с предложением: не согласится ли тот сочинить оперу вместо него, а потом поставить «Данаид» в Париже так, будто опера написана ими в соавторстве? Подобная практика передачи ученикам или специально нанятым со стороны композиторам части работы над тем или иным сочинением была довольно распространенной в то время, да и позже.