Саксонские и нормандские короли, 450–1154 гг. - [14]

В «Деяниях Стефана» сказано, что Генрих освободил баронов от их клятвы верности Матильде на смертном одре; эта история была развита последующими летописцами. Если это все, что он сделал, — если он освободил их от клятвы, не указав на преемника, то он действовал либо как убежденный демократ, либо в приступе полной невменяемости. Первое невозможно, последнее — ведь это был не кто-нибудь, а Генрих I — невероятно. Гораздо вероятнее старая история, которую повторяют «Деяния»: Генрих назначил Стефана своим преемником на пороге своей смерти в несколько завуалированной форме. Но почему она завуалирована? Когда «Деяния» были в процессе написания или, по крайней мере, окончания, на троне уже был Генрих II.[4] На страницах, написанных в более позднее время, Генрих назван «законным наследником», хотя старший сын Стефана дожил до 1153 г., а младший — до 1159-го. Это объясняет любопытное увиливание от прямого ответа в этой книге: это в основном панегирик Стефану, но написанный кем-то, кто пришел к соглашению с анжуйским правителем. Он не может открыто сказать, что Генрих I отрекся от своей дочери и ее детей, так как Генрих II заявил прежде всего о том, что является наследником своего деда. Тем не менее если он не говорит ничего о смертном часе Генриха I, то позиция Стефана серьезно ослабляется.

Итак, мы видим, что анжуйские летописцы стоят по одну сторону, а сторонники Стефана — по другую. У анжуйцев был сильный мотив замалчивать любое упоминание о том, что Генрих назвал своим преемником Стефана; у сторонников Стефана — в равной степени сильный мотив настаивать на этом. Ордерик, писавший свою летопись в Нормандии, которую покинул Стефан, ни намеком не упоминает об этой истории. Возможно, его молчание является некоторым аргументом против нее. Но в основном мы имеем здесь, как обычно, простое противоречие источников, и, лишь наблюдая за поведением главных действующих лиц, мы можем надеяться разрешить вопрос.

Стефан действовал необычайно проворно; архиепископ Кентерберийский поспорил, но согласился. Король Франции поддержал Стефана; папа римский утвердил его коронацию. Граф Блуаский отозвал свои притязания; граф и графиня Анжуйские ничего не предприняли; эрл Глостерский после долгих колебаний присягнул на верность Стефану. Многое из этого отражает реальные факты. Спорное престолонаследие было делом обычным; случаи насильственной узурпации власти — нередкими. Обычно свершившийся факт приходилось принимать даже церкви, так как ее отказ мог привести лишь к кровопролитию. Для папы римского было важно удержать Англию от гражданской войны. Что касается короля Франции и графа Блуа, то мы знаем слишком мало подробностей обстоятельств, чтобы судить об их мотивах. В любом случае Теобальд не мог на многое рассчитывать в Англии, а Людовик должен был во Франции бояться присоединения Анжу к Нормандии.

Расторопность Стефана и согласие архиепископа Кентерберийского являются самыми поразительными моментами в этой последовательности событий. Стефан действовал так быстро, что его маневр должен был быть почти наверняка продуманным заранее. Действительно, вполне вероятно, что он был ему внушен более сильной личностью, чем он сам. Архиепископ, вероятно, уступил убедительным доводам. Обе части этой головоломки можно было бы объяснить, если бы Стефан мог действительно представить доказательство того, что Генрих назначил его своим наследником на смертном одре.

Однако есть еще два момента, которые следует принимать в расчет. Архиепископ был заинтересован в том, чтобы дать Англии готового к действиям короля, который мог предотвратить кровопролитие: гражданская война была неминуема. Он мог прекрасно понимать, что Стефан более подходящая кандидатура, способная получить поддержку, нежели императрица. Он был хорошим воином и уже был обеспечен хорошим постоянным доходом в Англии. И он не забывал давать обещания быть хорошим правителем, послушным церкви. Стефан вполне мог казаться подходящим вариантом в глазах церкви.

Если действия Стефана удивляют нас и мы начинаем искать более сильную личность, которая побудила его действовать, то его дядя не является единственной такой фигурой, по нашему мнению. Еще один Генрих, младший брат Стефана, аббат Гластонбери и епископ Винчестерский, сыграл ведущую роль в событиях, имевших место в годы правления Стефана. Он не всегда был на стороне своего брата, но Уильям Мальмсберийский приписывает ему первый успех Стефана и делает его влияние решающим для получения согласия архиепископа Кентерберийского. Картину, нарисованную Уильямом, в общем, подтверждают «Деяния». Выдающаяся личность, непокорный и амбициозный Генрих вполне мог оказывать влияние на обоих своих старших братьев, и мы можем поверить Уильяму Мальмсберийскому, что он надеялся (и, без сомнения, убедил в этом архиепископа) на то, что Стефан станет достойным хранителем церкви и будет подчиняться указаниям стоящих во главе нее епископов.

Наконец, правдоподобно ли то, что Генрих I сам позабыл о своей дочери после всех своих сложных интриг и объявил наследником своего племянника? Ясно, что Генрих был в течение многих лет серьезно обеспокоен тем, кто взойдет на трон после него: он женился во второй раз, но от второй жены у него не было детей; он вызвал Матильду из Германии против ее воли; он вынудил своих баронов дать две клятвы верности. Во всем этом он, по-видимому, руководствовался как конкретным представлением о наследовании, так и привязанностью к дочери. Можно было бы ожидать, что его сердце выберет его незаконнорожденного сына, эрла Роберта, или его незаконнорожденного племянника Стефана. Обоих он одарил самыми лучшими землями — это был почти беспрецедентный случай. Он демонстрировал по отношению к ним свое расположение и привязанность, охотился с ними, наслаждался их обществом. В противовес этому, он обращался со своей дочерью как с пешкой в брачной игре — такое отношение видели многие женщины в те времена. В возрасте семи лет ее на корабле отправили в Германию. Когда она стала молодой вдовой, ее поспешно вернули назад, сделали наследницей трона, насильно выдали замуж за человека моложе ее, которого она презирала (он был простым графом) и который не любил ее. И вот ее отец позволил ей оставить мужа, затем вновь соединил их, чтобы обеспечить своему роду продолжение в потомках и наследниках. Наконец — и это неудивительно — она стала допекать старика: мятеж разразился в Нормандии, граф открыто поддержал его, а императрица лишь чуть менее явно подстрекала к нему.