Сахара - [37]

Ни у одной из этих развалин нет нормальных документов, ни у одного водителя нет прав, да и сам я был бы озабочен, если бы мне предложили предоставить список грузов. Таковы правила игры. Ничего легального и как можно больше народу. Чем безумнее предприятие, тем больше возбуждение, и тем сильнее мое удовольствие.

Тем, что меня увлекает в данном приключении, не является сама продажа в Черной Африке, хотя прибыли просто гигантские. Меня притягивает сама игра в прятки с властями, когда преступаешь все, даже самые элементарные законы. А кроме того, мне в удовольствие сумасшедшее предприятие, состоящее в переходе через Сахару, прежде всего - силой воли - разваливающихся грузовиков, давным-давно не ремонтированные двигатели которых в Европе просто выбросили бы на помойку.

Здесь, в любимой мною пустыне, окруженный муравейником людей, ждущих моего приказа, я чувствую себя великолепно.

Таким же самым образом, все так же раздавая часть собственных доходов, я осуществляю помощь и другим образом. Ведь чем же еще в этих недоразвитых странах является контрабандист, если не благодетелем?

В Африке просто невозможно найти автомобиль по честной цене. Пошлины на импорт невообразимо высокие, и деньги эти совершенно не служат народу. Они направляются прямиком в карманы национальных лидеров. Благодаря же мне, местный купец может основать небольшую фирму, продающую товары по доступным ценам, тем самым развивая экономику.

Не выплачивая пошлины за свои грузовики, я наверняка обворовываю правительство, только ведь чем же является в Африке государство, если не бандой взяточников, жиреющих за счет того же государства? Если бы я эти деньги заплатил, они только обогатили бы этих сволочей. А вот устраивая дела по-своему, я даю возможность всякому на моем пути, от шефа мусоров и до самого мелкого таможенника получит свою часть. От марокканской границы и до самого Мали они все жили за счет моей щедрости.

***

Вот почему в очередной раз я торчу в гостинице этого блядского городишки. Тонкой струйки воды, вытекающей из душа, вызывая при этом конвульсии всей канализационной системы, не хватает, чтобы разбудить меня как следует. Я совершенно отупел от вчерашних сонных порошков, от влажности воздуха и недостатка сна.

Мопти, это, несомненно, самый сложный этап путешествия. В результате какой-то аберрации, в Африке совершенно естественной, город был построен на болотах, где проживают мириады комаров. Как только сырая жара дня уступает место ночной жаре, они налетают сплоченными рядами и колоннами, уже готовые попировать. При этом они протискиваются куда угодно, так что ни травка, ни порошки не дают возможности поспать.

Гостиница, которая выглядела совершенно шикарной в течение первых недель после постройки, сегодня распадается, точно так же, как и все остальное. Эти неудобства еще сносны, если являются частью приключения. Но вот когда приключение кончается, хотелось бы иметь побольше удобств. Тем временем, это просто невозможно. Африканцы, говоря деликатно, небрежны, у них врожденный дар доведения абсолютно всего до состояния разрухи. Даже в самых дорогих гостиницах в душе редко когда имеется вода, кофе холодный, а кровати попросту ломаются.

***

Я присматриваюсь к тому, как Шотар, наш бухгалтер, пересчитывает гору купюр, половины которых не хватило бы для покупки мне холодного пива, товара, здесь в Мопти совершенно неведомого. Шотар опять пересчитывает доходы от нашего последнего конвоя. Работа требует тщательности и дьявольского терпения: мои клиенты почти всегда расплачиваются банкнотами мелкого достоинства, практически все это бумажки по пять малийских франков, собиравшихся всю жизнь. Кроме того, что это целая куча денег, Шотару приходится что-то делать с самыми древними и потрепанными за время хранения в укромном местечке, где они пролежали неизвестно сколько времени, прежде чем попать в мой карман.

Эта работа доводит Шотара до безумия. Он и по натуре человек нервный, никогда не может сдержать нетерпения. Шотар - это малорослый худой брюнет, у которого слегка косят глаза, что придает ему вид китайца из комиксов. Когда все идет хорошо, он расслабляется, веселится и толстеет. Но уже при первых же трудностях делается неспокойным, нервы пошаливают, и он тут же худеет. Ему еще нет и тридцати, но выглядит он стариком. В каком-то смысле, Шотар - это барометр нашего конвоя. С нами он уже с пару месяцев. Поскольку он приятель Джеки, я дал ему должность бухгалтера. Работа сложная и довольно-таки интересная, поэтому он справляется с нею великолепно. Я купил ему чемоданчик "дипломат", калькулятор и всякие другие атрибуты его профессии. И парень совершенно восхищен, имея возможность шастать по Африке, переодевшись бизнесменом. Собственно говоря, единственное, что его достает - это пересчет куч мелких малийских банкнот, только вот это уже его никогда не минует.

***

- Бля, неужто здесь никогда, черт подери, ничего толком не будет работать!

Это Пейрус, наш механик, сражается с душем и выходит из себя. Это мой приятель детских лет, которого я нашел в Бордо - первый муж Сюзи. Из полного достоинств малого наглеца постепенно он превратился в тряпку, не имеющего никаких амбиций пьяницу - и все по причине разочарования в любви. В течение всей поездки я запретил ему пить, и лечение пошло ему на пользу. Но вот вчера он ужрался с местными негритянками и теперь страдает последствиями.