Сага о Йёсте Берлинге - [127]

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Кевенхюллер стремительно ринулся на нее, чтобы поцеловать, а может быть, убить ее — он и сам хорошенько не знал, — во всяком случае, он хотел, чтобы она освободила его от тяготеющего над ним проклятия. В этом стремительном полете ему изменили чувства и разум. Он не смотрел, куда летит, и видел перед собой одни лишь развевающиеся волосы и безумные глаза. Он почти настиг ее и протянул было руку, чтобы схватить ее, но тут крылья его запутались в ее более прочных крыльях, затрещали и развалились; и он, перевернувшись несколько раз в воздухе, начал падать вниз, сам не зная куда.

Когда сознание вернулось к нему, оказалось, что и он сам и его сломанные крылья лежат на крыше его собственной башни: падая вниз, он налетел на крылья ветряной мельницы, которые подхватили его, перевернули несколько раз и отбросили на крышу башни.

Вот чем кончилась эта затея.

Кевенхюллер впал снова в отчаяние. Будничный кропотливый труд ремесленника был ему ненавистен, а вновь взяться за свои хитроумные изобретения он не решался. Если ему снова придется разрушить какую-нибудь чудесную машину, сердце его разорвется от горя. А если он не разрушит ее, то лишится рассудка при мысли о том, что другим не будет от нее никакой пользы.

Он снова достал ту старую котомку, с которой странствовал, когда еще был подмастерьем, и суковатую палку, бросил свою ветряную мельницу и отправился на поиски лесной феи.

Он купил себе лошадь и карету, так как был уже немолод и не так легок на ногу, как прежде. Рассказывают, что, доезжая до леса, он выходил из кареты, углублялся в чащу и начинал звать зеленую фею:

— Лесная фея, а лесная фея! Это я, Кевенхюллер. Иди же сюда!

Но она не приходила.

Странствуя таким образом, он однажды попал в Экебю. Это произошло за несколько лет до изгнания майорши. В Экебю его хорошо приняли, и он там остался. Так среди обитателей кавалерского флигеля появился еще один высокий, крепкий, энергичный рыцарь, который умел не ударить лицом в грязь и за выпивкой и во время охоты. В нем возродились воспоминания далекого детства: он разрешал называть себя графом и благодаря своему небольшому орлиному носу, лохматым бровям, острой бородке и лихо закрученным кверху усам все больше и больше приобретал облик старого немецкого барона-разбойника.

Так он стал кавалером среди кавалеров и был ничуть не лучше и не хуже других — тех, кого, как считали в народе, майорша собиралась отдать нечистой силе. Волосы его поседели и мозг одряхлел. Он так состарился, что и думать забыл о славных подвигах своей юности. Он больше был неспособен творить чудеса. Это не он сделал самоходную коляску и летательный аппарат. О нет, все это пустое, одни разговоры!

Но вот майоршу изгнали из Экебю, и кавалеры сделались хозяевами большого имения. И тогда пошла там жизнь, хуже которой и представить себе невозможно. Над краем пронеслась божья буря: возрождались безумства юности, все недобрые силы подняли голову, и все доброе затрепетало; начались раздоры, люди не находили покоя на земле, а души на небесах. Доврские ведьмы верхом на волках спустились в долины, все злые силы природы вырвались на свободу... И вот лесная фея появилась в Экебю.

Кавалеры не знали, кто она. Они думали, что это бедная, несчастная женщина, которую довела до отчаяния злая свекровь. Поэтому они приютили ее, оказывали ей почести королевы и любили ее, как дитя.

Один только Кевенхюллер знал, кто она такая. Вначале он, как и все остальные, был ослеплен. Но стоило ей однажды надеть платье из зеленоватого с переливами шелка, как Кевенхюллер тотчас же узнал ее.

Она восседала на лучшем, отделанном шелком диване в Экебю, а кавалеры, эти старые дураки, из кожи вон лезли, чтобы угодить ей. Один был поваром, другой лакеем, третий чтецом, четвертый придворным музыкантом, пятый башмачником — для каждого нашлось занятие.

Мерзкая притворщица строила из себя больную, но Кевенхюллер отлично знал, что это была за болезнь. Она просто потешалась над ними, вот и все.

Он предостерегал кавалеров.

— Взгляните только на эти мелкие, острые зубы, — говорил он, — на эти дикие блуждающие глаза! Это лесная фея. Вся нечисть зашевелилась в это ужасное время. Говорю вам, она явилась сюда, чтобы нас погубить. Я уже не раз встречал ее прежде.

Но стоило Кевенхюллеру увидеть лесную фею, как им вновь овладела жажда творить. Сердце его горело, и пальцы ломило от желания обхватить молоток и напильник. Он не выдержал. Скрепя сердце он надел рабочую одежду и заперся в старой маленькой кузнице, которую превратил теперь в свою мастерскую.

И тогда по всему Вермланду пошел слух: «Кевенхюллер принялся за работу!»

И все прислушивались, затаив дыхание, к ударам молотка, лязгу напильника и шипению мехов в запертой мастерской.

Скоро должно появиться на свете новое чудо. Что же это будет? Быть может, это будет приспособление, которое даст людям возможность ходить пешком по воде, или гигантская лестница, по которой можно добраться до Большой Медведицы?

Что ж, для такого человека, как Кевенхюллер, нет ничего невозможного. Своими собственными глазами видели люди, как он летал по воздуху, как его коляска с шумом разъезжала по улицам Карльстада. Это дар лесной феи. Конечно, для него нет ничего невозможного.