Сага о Хельги - [91]

Олаф крикнул своим священникам, чтобы принесли они Священное Писание. И Торвинд дал клятву в том, что все сказанное им — правда.

Ингрид сказала, что Хёгни тоже может принести клятву своим богам, но Олаф ответил:

— В том нет нужды, потому как других свидетелей все равно нет, а клятва раба, да еще и язычника, не перевесит клятвы знатного мужа.

Потом Олаф посмотрел на Сигрид и сказал:

— Королева, слышала ли ты всё, что было сказано здесь?

Сигрид кивнула.

— Подтверждаешь ли ты, что эти девицы больше не под твоей защитой, потому как передали себя на мой суд?

Сигрид снова кивнула.

— Тогда слушайте мое решение…

Все тихие разговоры смолкли, и все теперь смотрели на Олафа. Тот встал со своего кресла и сказал:

— В том, что услышал я здесь и сейчас, не вижу я вины Торвинда из Хиллестада. Бьёрн Торбрандсон уже изменил мне, а Одд из Аурланда изменил бы, ежели бы его не нагнали мои люди. В том я уверен. Потому не буду я разыскивать Акселя Сигурдсона, потому как вина и Одда, и Бьёрна доказана. Также, принеся клятву, очистил себя Торвинд и от обвинений в убийстве. И всё, что я могу сказать о нем, — невиновен.

Сигрун и Ингрид опустили головы. Олаф продолжал:

— Но раз мы здесь собрались, чтобы увидеть правый суд, то должен я еще сказать, как следует поступить с теми, кто обвинил Торвинда во всех этих преступлениях…

Ингрид подняла голову и посмотрела прямо в глаза Олафу. У того ничего не изменилось в лице, и он продолжил:

— Раз речь здесь идет о клевете, то по закону можно было бы наказать дочерей Одда бичеванием или по-другому, как велит обычай. Но Христос велит нам быть милосердными, потому приказываю я доставить дочерей Одда в его усадьбу, где они будут жить теперь, пока не найдут себе новых мужей, потому как оба их мужчины теперь вне закона. А до тех пор я назначаю Торвинда из Хиллестада их опекуном, потому как его усадьба к ним близко. Это их отучит общаться с мятежниками.

Сигрун ахнула. Послышались вздохи и шепот. Ингрид ненавидящим взором смотрела в глаза Олафу. Но тот был безмятежен и продолжал:

— Что же касается Хёгни, раба Харальда, то его надлежит пороть, а потом вернуть хозяевам — сыновьям Харальда. Так сказал я, Олаф, конунг Норвегии.

По лицам Сигрун и Ингрид текли слезы, Эдла смотрела на королеву, и видно было, что она тоже готова расплакаться. Казалось, даже Сигрид считает приговор дочерям Одда слишком суровым.

Торвинд вышел вперед и сказал:

— Благодарю тебя за справедливый суд, конунг. Я велю отвести всех троих на корабль моего сына, Гутторма. Там они подождут нашего отправления домой.

Эдла сказала:

— Позволь только, Торвинд, навещать их до вашего отплытия. Жили они у меня, и негостеприимно было бы не попрощаться с ними и не подарить подарки на прощание.

Торвинд кивнул:

— Я не возражаю.

И Олаф подтвердил:

— Пусть будет так!

И его воины окружили дочерей Одда и Хёгни и увели их за собой.

Эдла наклонилась к своему мужу и прошептала со слезами на глазах:

— Я помогла Туранду заманить их в ловушку. Конунг Олаф забыл про честь. Суд его можно еще как-то счесть справедливым, хотя он не поверил ни одному слову, что они ему говорили. Но его приговор отдать дочерей Одда под опеку убийце их отца, который обещал их обесчестить, — это слишком жестоко. Сигрун повезло, что ее сын не с ней.

Олаф сказал:

— Я помню Хельги Торбрандсона, и он хороший воин и искусный скальд, хотя ему немногим больше лет, чем мне. Он славно бился в дюнах в земле пруссов, а потом сложил драпу, прославляющую ту битву… И еще это он продал мне тебя… Я долго ревновал тебя к нему, но потом поверил, что между вами ничего нет. А когда ты рассказала мне, что выбрала его за его доброту, я перестал ревновать. И я не хочу, чтобы его женщину обесчестил этот Кабан или этот Туранд, как ты его называешь, Змеиный Язык.

Эдла спросила:

— У тебя есть корабль, который ты можешь послать на юг на несколько дней?

Олаф ответил:

— У меня есть надежный человек с кораблем. Его зовут Хёгни Красный. Он тоже бился с пруссами в дюнах.

Эдла прошептала ему на ухо:

— Пошли его в Еллинге. Пусть он найдет там корабль Гудбранда, а на корабле — Бьёрна Торбрандсона. Я молю богов, чтобы ярл Эйрик был еще там. Тогда Бьёрн мог бы быть здесь уже послезавтра.

И Олаф сказал, что он поступит, как она говорит.

В это время вошли слуги и объявили, что обед готов, и все перешли в соседний дом, где их уже ждали похлебка из капусты, селедка с овсянкой, солонина и все другие лакомства, что можно было сыскать в погребах в это время года.

А потом Сигрид с сыном и Олаф Трюггвасон со своим сводным братом Хёрнингом и Торвиндом Кабаном уединились, дабы в тишине обговорить все условия брачного ряда. И долго они обсуждали, какие поместья придутся на приданое Сигрид, а какие она оставит своему сыну. Также, одну за одной, обсуждали они усадьбы, что Олаф Норвежский обязался дать Сигрид в кормление в своей земле. Затем говорили о том, когда им выступить против данов. И чаще всего Сигрид после немногих споров уступала, хотя иногда соглашаться приходилось и Олафу. Но видно было, что и он, и она хотят разрешить все споры полюбовно. Наконец Олаф сказал:

— И осталось нам с тобой, королева, обсудить одно: когда ты примешь святое крещение.