Сага о Хельги - [47]

Хельги оглянулся. Гудбранд подмигнул Хельги и начал вытирать топор о штаны убитого врага. Кроме тех двоих, с которыми бился Хельги, ни одному пруссу больше не удалось перебраться через гребень невредимым. Трое из них, раненные или убитые, скатились в ложбину. Гуннар Молчун лезвием топора спихивал лежащих на гребне вражеских воинов вниз, на берег. Раненные пруссы у подножия дюны громко стонали и просили помощи. Натиск со стороны моря прекратился.

Гудбранд спросил:

— Разве мы не учили тебя взвешивать силу удара? На нем не было доспехов, — Гудбранд показал на первого прусса, раненного в живот. — Не надо бить так сильно, чтобы меч застревал в костях. Достаточно было косого удара.

Гуннар спустился с гребня в ложбину, чтобы добить раненых пруссов. Потом он по одному оттащил их за руки и тоже перекинул через гребень.

Тут к ним вернулись Кетиль и остальные. Все они были покрыты кровью и тяжело дышали. Но все они улыбались:

— Жаль, нет с нами Рагнара. Хотел бы я знать, что сказал бы ему его топор про такую славную битву, что он пропустил, — сказал Аслак. — А чем занимался ты, Асгрим, пока мы показывали пруссам, что они женщины, а не воины?

Из леса пруссы выпустили несколько десятков стрел, но сами взбираться на дюну не стали, так что никто из викингов не обнажил меч.

— Те трусы в лесу увидели, что против них стоят самые сильные воины нашей дружины, и даже не показались, — ответил Асгрим, прихрамывая, спускаясь в ложбину.

Все рассмеялись. Кетиль сказал:

— Если бы не Гудбранд, мы бы так не хохотали сейчас. Жигволд, верно, подумал, что мы встали четырехугольником, дюжина людей с каждой стороны, и будем ждать, когда они нас окружат со всех сторон.

Гудбранд сказал:

— Пришлось его хорошенько позлить, чтобы он не подумал послать людей справа и слава и выстроить там стену щитов. Теперь такой ошибки он не совершит. Теперь нам и вправду придется встать четырехугольником и просить Одина даровать нам сил биться, как берсерки. Жигволд, может, и потерял четверть своих пеших, но их у него еще остается раза в три больше, чем нас.

— Однако из тех, кто напал на нас, обратно вернулась едва половина, а у нас нет даже раненых, — возразил Кетиль. — Теперь остальные будут долго думать, прежде чем приблизиться.

— Придется сделать так, чтобы они думали подольше, — сказал Гудбранд и во весь рост стал на гребне дюны, прикрываясь щитом.

— Конунг Жигволд, — крикнул он, — разве тебе не жаль своих людей? Взгляни на своих раненых — они молят о помощи. Не пришла ли пора обсуждать виру? Как знак своих добрых намерений мы готовы отдать вам всех ваших раненых и убитых, которые остались у нас.

Жигволд знаком показал лучникам, чтобы те не стреляли, а сам снова подъехал к основанию дюны напротив Гудбранда.

— Отдай мне моих людей, и потом ты увидишь, какую виру я назначу, — сказал он, горяча коня, а потом, развернувшись, отъехал. Жигволд крикнул что-то, и пруссы стали собирать своих раненых и убитых. Викинги стояли, укрывшись за щитами, и с доставшимися от пруссов копьями в руках, ожидая, не решится ли Жигволд на какую-нибудь уловку. Но тот стоял среди вождей и отдавал приказания, после которых каждый из всадников забирал с собой отряд воинов и уходил то на север, то на юг вдоль берега.

— Теперь они будут наступать на нас с обеих сторон ложбины, — сказал Кетиль.

— Да, а конницу оставят у моря, если кто-то из нас решит сбежать. Вверх на нас они уже не полезут, — ответил Гудбранд.

— А разве мы не будем говорить о вире, как обещал Жигволд? — спросил Хельги.

— Многие бы сказали, что теперь самое время поговорить о вире, но не таков этот конунг, чтобы отпустить нас теперь. Коли пред нами был бы конунг саксов или англов, сидели бы мы уже за пиршественными столами, а ласковые женщины наливали нам пиво, — ответил Гудбранд. — Но те получили власть от своих отцов и дедов, а Жигволд — от вождей своих племен. Как ты думаешь, долго останется он верховным вождем, ежели отпустит нас теперь, даже за щедрую виру?

— Но мы же отдали им их раненых и убитых, мы предложили им мир… — начал Калле Лучник.

— По правде говоря, — ответил Аслак, — раненых мы там не оставили.

И Кетиль кивком подтвердил, что и они добили всех, кто не успел броситься вниз с дюны.

— Не думаю, что сами пруссы поступили бы иначе, — сказал он. — Даже ромеи бы отрезали у них носы, отрубили бы руки или ослепили. А уж они-то гордятся своим милосердием.

В это время пруссы забрали всех убитых, и к дюне снова подскакал Жигволд.

— Слушай, северянин, какую виру, я у вас попрошу! — крикнул он.

Гудбранд поднялся на гребень.

— Если вы хотите заплатить нам выкуп за то, что сделали на нашей земле, — крикнул Жигволд, — то вот тебе мое слово: ты и еще десять твоих людей останетесь у нас, вы отдадите нам все серебро и оружие, потом мы отпустим остальных.

— А что будет порукой в том, что ты сдержишь свое слово, конунг? Дашь ли ты нам заложников? — спросил Гудбранд.

— Порукой у вас будет мое слово, слово князя пруссов, — ответил Жигволд.

— А что будет со мной и моими людьми, что останутся у вас? — снова спросил Гудбранд.

— Они узнают, что такое наше гостеприимство, — с усмешкой ответил Жигволд. — Заплатите ли вы такую виру?