Сага о Боси и Херрауде - [5]

Боси поблагодарил её за рассказ и устроил ей неплохую битву в награду за развлечение, и обоим было хорошо. Затем они уснули до самого утра. А утром Боси пошёл к Херрауду и рассказал ему, что узнал. Они находились там три ночи, и дочь бонда сказала им, что они должны отправляться к храму, и на прощание горячо помолилась за них. Потом они пошли своей дорогой.

Как-то рано утром они увидели высокого человека в сером плаще. Он шёл и вёл за собой корову. Побратимы решили, что это тот самый раб, и остановили его. Боси ударил его дубиной с такой силой, что убил. Потом они убили тёлку, содрали с неё шкуру и набили её мхом и вереском. Херрауд надел плащ раба и потащил за собой телячью шкуру, Боси же набросил на раба свой плащ и нёс его на спине, пока они не увидели храм. Тогда взял Боси копьё и воткнул его рабу в зад, так что оно прошло сквозь всё тело и остриё вышло у плечей. Они подошли к храму. Херрауд в одежде раба вошёл внутрь. Жрица тогда была в спальне. Он поставил тёлку в стойло, а быка отвязал. Тот прыгнул на тёлку. Набитая мхом шкура отлетела, бык ткнулся головой в стену и сломал себе оба рога. Тогда Херрауд схватил его за уши и губы и так свернул ему шею.

Тут проснулась великанша и вскочила на ноги. В этот момент Боси вошёл в храм, неся над головой на копье раба. Коршун тотчас бросился из гнезда, желая проглотить пришельца. Он заглотил раба наполовину. Тогда Боси надавил копьём так, что оно вошло коршуну в горло, пока не остановилось в сердце. Коршун запустил когти в ляжки раба и ударил крыльями Боси по ушам, так что тот упал без памяти. Коршун свалился на него сверху, и его предсмертные судороги были ужасны. Херрауд напал на жрицу, и их схватка была очень жестокой, у старухи были острые ногти, и она разрывала плоть до кости. Они бились там, где упал Боси, и было там разлито много крови. Старуха поскользнулась в крови коршуна и рухнула навзничь, и они начали отчаянно бороться, так что внизу оказывался то один, то другой. Боси от этого очнулся, схватил голову быка и ударил великаншу по носу. Тут Херрауд вырвал ей руки из плеч. Она изо всех сил пыталась сопротивляться, а от её предсмертных судорог случилось сильное землетрясение.

Они прошлись по храму и осмотрели его. В гнезде коршуна побратимы нашли яйцо, и оно всё было исписано золотыми буквами. Там они нашли больше золота, чем могли унести. Они подошли к уступу, где сидел Йомали, и сняли с него золотую корону, отделанную двенадцатью драгоценными камнями, и ожерелье, которое стоило три сотни марок золота, а с его коленей они взяли такую большую серебряную чашу, что четверо не смогли бы её осушить. Она была наполнена червонным золотом. А ткань, которой был занавешен Йомали, стоила больше, чем три груза самого богатого дромунда[10], плавающего по Греческому морю. Всё это они взяли с собой.

Они нашли в храме боковую комнатку, что была хорошо скрыта. В неё вела каменная дверь, крепко запертая, и они выламывали её весь день, прежде чем смогли войти. Там побратимы увидели женщину, сидящую на стуле, и они не встречали никого красивее. Её волосы, прекрасные, как обмолоченная солома или золотые нити, были привязаны к подлокотникам. Вокруг её пояса была надёжно замкнута железная цепь. Она громко плакала.

Увидев людей, она спросила, в чём причина шума, что был с утра:

— Вам так недорога ваша жизнь, что вы явились сюда в руки троллей? Ибо те, кто здесь правит, сразу убьют вас, как только увидят.

Они сказали, что объяснят всё позже, и спросили, как её зовут и почему с ней так сурово обращаются. Она сказала, что её зовут Хлейд и что она сестра конунга Годмунда с востока из Глэсисвеллира.

— Женщина-тролль, правящая здесь, перенесла меня сюда колдовством и хочет, чтобы я приносила в храме жертвы и была здесь аббатиссой, когда она умрёт, но лучше бы я сгорела.

— Ты должна быть добра к человеку, — сказал Херрауд, — который освободит тебя отсюда.

Она сказала, что знает, что невозможно совершить это.

Херрауд сказал:

— Выйдешь за меня замуж, если я выведу тебя отсюда?

— Не знаю я столь отвратительного смертного человека, — сказала она, — за которого не предпочла б выйти замуж, чем быть принесённой в жертву здесь в храме. Но как твоё имя?

— Меня зовут Херрауд, — сказал он, — я сын конунга Хринга из Восточного Гаутланда, но жрицы тебе не нужно бояться, ибо мы с Боси отпели её черепные швы. А потому ты должна понять, что я, как мне кажется, достоин буду твоего уважения, если освобожу тебя отсюда.

— Нечего мне дать в залог, кроме себя самой, — сказала она, — если такова будет воля моих родичей.

— Я не буду настаивать на этом замужестве, — сказал Херрауд, — и я не хочу здесь никаких недомолвок, ибо мне кажется, что я ничем тебя не унизил, но прежде я освобожу тебя.

— Не знаю я человека, — сказала она, — которого предпочла бы тебе, из всех виденных мною.

Они освободили её. Херрауд спросил, хотела бы она поехать с ним домой, чтобы он сыграл с ней свадьбу, или же чтобы он отправил её на восток к брату, и больше она никогда его не увидит. Но она выбрала ехать с ним, и они пообещали быть друг другу верными.