Сафари в Ла-Пасе - [19]

В этот вечер в зале «Лес Эскудос» было почти пусто. Только в углу два хиппи в пончо ели руками сосиски.

И тем не менее, это был один из самых модных ресторанов в Ла-Пасе. Находился он в верхней части Прадо, напротив Комиболя, и говорили здесь в основном по-немецки. После той встречи в «Копакабане» Малко и Лукресия больше не заговаривали о смерти Эстебана Барриги. Но эта очередная загадка постоянно занимала мысли Малко. Лукресии с ним решительно не везло. Вот и в этот вечер она опять постаралась выглядеть как можно красивее.

Наряд для жертвы.

Увы, то, о чем Малко собирался ее просить, имело лишь самое отдаленное отношение к «буре страстей».

– Лукресия...

Она взглянула на него, глаза ее заранее светились радостной готовностью на все. Выглядела она потрясающе: подведенные черным огромные глаза, полуоткрытые губы, распущенные по плечам волосы. Малко подумал, что господь его накажет когда-нибудь за то, что он упускает такие возможности.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

У нее самой этого можно было не спрашивать.

– Мне нужна твоя помощь.

В громадных черных глазах мелькнула тень разочарования, лицо словно застыло.

– Что ты хочешь?

– Пойти на немецкое кладбище. Этой ночью.

Она вздрогнула.

– На кладбище? Зачем?

Взгляд золотистых глаз Малко был устремлен куда-то вдаль.

– Я хочу своими глазами увидеть труп Клауса Хейнкеля.

Прежде чем ответить, юная боливийка глубоко затянулась своей сигаретой.

– Понимаю. Но мне нужно найти надежных людей. Помочь может только Хосефа.

– Пойдем к ней, – предложил Малко.

Лукресия покачала головой.

– Нет. Я пойду одна, а ты будешь ждать у меня дома. Порывшись в сумочке, она протянула ему ключ.

– Дом 4365. На втором этаже. На двери есть фамилия. Ты ни с кем не встретишься, отец уехал на выходные дни в Кочабамбу. Я приду туда.

Малко взял ключ. Все-таки Лукресия – необыкновенная девушка. Прежде чем подняться из-за стола, он спросил:

– Почему ты это делаешь? Ты со мной едва знакома.

Она игриво улыбнулась:

– А ты догадайся!

* * *

Услышав, как повернулся ключ в замочной скважине, Малко вздрогнул. Но это была Лукресия, у которой, должно быть, был второй ключ. Он предавался мечтаниям, слушая пластинку с записью игры на индейской флейте, «кене». В доме царила тишина. Мебели в той комнате, где он сидел, было немного: очень широкий диван, низкие столики, радиола. Низкий потолок.

– Все в порядке, – сказала Лукресия. – Через три часа встречаемся с ними на кладбище.

Малко не стал уточнять, кто были эти «они». Лукресия положила сумочку и пристально смотрела на него. Он снова увидел в ее глазах то же выражение, что и в ресторане, – взгляд напряженный, и в то же время словно пустой. Он внимательно рассматривал ее. Нос у нее был немного длинноват, но это даже придавало ей индивидуальности. Рот резко очерчен, четкий рисунок губ. Она, Должно быть, никогда не пользовалась губной помадой.

Кожа лица была светлой, а глаза очень темными.

Взгляд Малко спустился ниже, задержавшись на бедрах и ногах. Бедра Лукресии были в его вкусе, широкие, образующие талию, как у гитары.

– О чем ты думаешь?

Голос у нее был грудной, резковатый.

– Ты красивая, – тихо сказал Малко.

– Ненавижу лицемеров, – медленно проговорила Лукресия. – Ты лжешь. Просто ты хочешь...

Малко улыбнулся:

– Что хочу?

Поднявшись, он подошел к ней и обнял.

Губы ее, сначала холодные, постепенно становились все горячее, словно расцветая. Лукресия обвила рукой его голову, чтобы целовать покрепче. Их зубы столкнулись.

Не прерывая поцелуя и обняв Лукресию за талию, Малко увлек ее к дивану. Они медленно, боком, опустились на него. Прикосновение молодого женского тела разожгло Малко. Он чувствовал, как в нем поднимается желание, мощное и неукротимое. В мыслях он уже представлял, как овладевает ею. Лукресия угадала его мысли, высвободила одну руку и положила ее на Малко, словно желая проверить его реакцию.

Затем, прервав поцелуй, она взяла его двумя руками за голову и необычайно серьезно посмотрела ему в глаза.

– Я обидела тебя, – тихо сказала она. – Прости. Я тоже хочу любить тебя. Но я испытываю такое отвращение ко всем этим «мачо», которые обращаются с женщинами как с животными, даже не спрашивая, чего они хотят.

– Ты не любишь мужчин своей страны?

Она презрительно улыбнулась.

– Как только они кончают свои ласки, тут же бегут к приятелям рассказывать, какова ты в постели. Меня тошнит от этого!

Она сняла туфли и с насмешкой глянула на Малко.

– Ты никогда не занимался любовью с «чулой»?

Малко не знал, что отвечать... Он слышал, что «чулы» никогда не раздеваются.

– Что ты имеешь в виду?

– Увидишь.

Встав с дивана, она стянула с себя всю одежду, оставшись в трусиках и черном лифчике. Кожа ее была очень белой, ноги и руки покрыты темным пушком. Затем она вернулась к дивану. Медленно, в ритме звуков индейской флейты, раздела Малко.

Он расстегнул ей лифчик. Она вздрогнула, потом легла вытянувшись в струнку и плотно сжав ноги. У нее был очень красивый, слегка выпуклый живот, груди были хоть и маленькие, но круглые и твердые. Малко положил руки ей на бедро, и она тотчас прильнула к нему в страстном поцелуе.

Одно грубое желание овладело им: немедленно овладеть ею. Но какое-то смутное беспокойство портило все удовольствие. Он уже задыхался из-за нехватки кислорода. Удастся ли ему справиться с этой страстной кобылицей?