Сафари - [31]

В Нгози горит саванна

Саванна горит… Кто из ездивших по глубинной Африке не видел этого завораживающего и одновременно жуткого зрелища, когда огонь охватывает все вокруг, раскаляет и без того горячий воздух, гудит на ветру и потрескивает, поглощая мириады травинок.

Возвращаясь из Ругомбо в Бужумбуру кружным путем, через Нгози, я увидел впереди зловещую черную тучу. Дождь в Бурунди, не знающей асфальтированных дорог, не сулил ничего хорошего, и я прибавил газу, надеясь проскочить до того, как потоки воды превратят грунт в месиво грязи.

Но шустрые мангусты, сначала поодиночке, а потом целыми стайками бежавшие навстречу автомашине, подсказали, что спешить мне некуда. Звери спасались не от дождя, а от пожара. Облако было не дождевой тучей, а пеленой черного дыма, висящего над пепелищем. Кудахчущие выводки цесарок, несколько оголтело мечущихся зайцев, какая-то мышеподобная мелочь — все, кто обычно прячутся в густой траве, выскочили сейчас на открытую дорогу и ошалело неслись в одном направлении, даже не сворачивая при встрече с машиной. Птицам и мошкаре дорога была не нужна: они летели прямо над саванной, лишь иногда садясь передохнуть на кусты или деревья. Я не разворачивал машину назад только потому, что совсем недавно проехал заболоченную зеленую низину, куда огонь забраться не мог. В крайнем случае, если бы пожар начал меня настигать, всегда можно было ретироваться в этот влажный оазис.

Чтобы ветер не разнес пепла и его поскорее прибил к земле дождь, африканцы поджигают саванну в самые последние дни сухого сезона, когда все вокруг обезвожено и иссушено до предела. Поэтому волны огня несутся над землей с удивительной быстротой. Черная туча приблизилась гораздо раньше, чем я того ожидал. Горьковатый дым, пропитанный запахом раскаленных трав, заволок все вокруг густым серым покрывалом, которое лишь кое-где разрывалось яркими вспышками огня. На границе дыма и света остались лишь тихоходы — черепахи и змеи, которым так и не суждено было спастись, и самые ловкие и быстрые — ласточки и золотистые жаворонки, то почти стелющиеся по земле, то вдруг смело пикирующие в огонь за изжаренными букашками.

Неожиданно из самого пекла важно вышла птица-секретарь, очевидно уверенная в том, что сильные голенастые ноги в последний момент всегда унесут ее от опасности. Птица мотала головой, а вместе с ней болтался и конец еще не проглоченной змеи, торчавшей из клюва. Потом змеиный зеленый хвост исчез, и секретарь, наклонив голову, начал выискивать среди улепетывающих пресмыкающихся жертву повкуснее. Иногда языки пламени почти лизали всклоченные бело-серые крылья, но всякий раз птица увертывалась и принималась злобно шипеть на огонь.

Становилось все жарче, и было страшно смотреть на извивающиеся желто-алые языки, которые, словно вырвавшись из пасти взбесившегося сказочного чудовища, набрасывались на густую стену травы. То там, то здесь факелами краснели раскаленные стволы редких деревьев. Огненные струйки уже забежали за машину. Пора было отступать в низину.

Когда выпущенная человеком огненная стихия пронеслась дальше, саванну нельзя было узнать. Черное пепелище, среди которого кое-где возвышались обугленные баобабы, напоминало мне запомнившиеся с детства картины войны, разрухи, горя.

Но африканцами пожар воспринимается по-иному. Крестьянин в Африке считает огонь своим главным помощником. Пламя за один день расчищает поле, удобряет золой почву. Пожарище в Африке — это предвестник начала полевых работ, будущего урожая. Я ехал по пепелищу, а навстречу мне неслась радостная песня. Это пели разбредшиеся по саванне мужчины, собиравшие испекшиеся яйца и вкусных черепах, под обуглившимися панцирями которых было готово отличное жаркое.

Но эта песня — радость людей, которые привыкли к щедрости природы и не знают о том, что у этой щедрости есть предел. Сотни, а может быть, и тысячи лет земледельцы в Бурунди выжигают растительность, чтобы расчистить и удобрить землю, а скотоводы — чтобы их пастбища после дождей зазеленели более густой свежей травой. Но, уничтожая сухостой, пожар не щадит и молодые деревья и кустарники. За долгие годы огонь превратился в своеобразный элемент экологии, изменил саму природу саванны. Выжили и растут здесь лишь растения-фениксы: деревья с корой и плотной древесиной, не поддающимися мимолетному огню, и кустарники-скороспелки, на которых семена созревают еще до наступления первых дождей и первых пожаров.

Черное дерево на удобрение

Но разве обуздаешь разбушевавшийся огонь? Он выжигает в саванне куда больше земли, чем может обработать одна деревня. Из саванны пламя перебрасывается на леса и лесопарки. Там же, где пожар щадит лес, его нередко губит топор крестьянина. В районах, где травянистый покров не густ и полученной на месте золы не хватает, крестьяне валят лес на стороне, перетаскивают разрубленные стволы на поле и сжигают их. Редчайшие породы деревьев — эбен и сапелли — превращаются в золу, которая всего лишь два-три года будет удобрять поля проса или кукурузы.

Но если опустошенная огнем саванна через несколько лет, когда человек забросит переставшее плодоносить поле, вновь восстанавливается в своем прежнем виде, то лес умирает навсегда. Экваториальные леса появились в Восточной Африке, когда климат здесь был гораздо влажнее, теперь же они не могут возобновляться в своем первозданном виде.