Сафари - [171]

— Стреляйте!.. Да стреляйте же, черт вас побери! — закричал он не своим голосом стоявшему за ним Дельбеку, у которого ружье еще было заряжено.

Но лейтенант с расширенными зрачками, бьющимся сердцем, широко раскрыл рот, готовясь закричать от ужаса. Затем, бросив ружье, он изо всех сил пустился бежать прямо перед собою.

К счастью, слон не пошел слишком далеко и вскоре опять упал. Гинан, который тоже обратился в бегство, остановился. Чернокожий солдат, находившийся за офицером, передал ему ружье. Лейтенант быстро прицелился и выстрелил, причем попавшая в плечо пуля на этот раз окончательно обезвредила слона.

Дельбек также остановился. Задыхаясь от бега и едва переводя дыхание, весь красный и, главное, совершенно пристыженный, он присоединился к своему сотоварищу, который кричал ему: «Идите скорее! Теперь нечего бояться! На этот раз он окончательно убит!..»

Неуверенными шагами, с опущенной головой, лейтенант подошел к швейцарцу.

— Вы упали? Ушиблись? — спросил последний немного обеспокоенным голосом.

— Нет нет… ничего… благодарю вас!.. Не поверите ли, этот проклятый слон произвел на меня действие слабительного. Какое, однако, чудовище! И ведь шел прямо на нас, а? Каково? Проглоти я поллитра касторового масла, результат получился бы тот же. Мне это перевернуло все внутренности! Ой, ой, ой!..

Гинан не стал больше расспрашивать и, держась за живот от смеха, скромно отошел в сторону.

* * *

Как можно было ожидать, рассказ об этом происшествии обошел весь округ. И «Я — меня» стал сразу же знаменитой личностью, по его мнению даже слишком знаменитой.

В Касуку с этих пор он уже больше не говорил о своих подвигах и сделался в высшей степени скромным. Но так как, несмотря на это, он стал объектом непрекращающихся шуток, то в конце концов подал просьбу о переводе. Но окончательно неисправимый, он продолжал и в Ибинге, куда его перевели, рассказывать разные небылицы про Майомбу с добавлением истории из жизни в Касуку.

Однажды, когда в офицерском собрании зашел разговор о слонах, он бесцеремонно прервал говорившего: «Пятнадцать кило!.. Клыки пятнадцать кило!.. Велика важность!.. Когда я был в Касуку, я убил одного слона, клыки которого весили сорок три кило!»

Но в Ибинге приключение со слонами уже было известно, и начальник поста стал насмешливо напевать:

Ведь слон коварный зверь!..

Ведь слон коварный зверь!..

Обманывать он мастер!..

Дельбек понял намек и, сильно покраснев, перестал больше настаивать. Его красноречие иссякло. Углубившись в себя, он не произнес больше ни слова.

— Ну что, Дельбек? Вы сегодня что-то не в духе? — спросил подмигивая начальник поста. — Немного лихорадит или желчь разлилась? Не нужно запускать этого! Примите хорошую порцию слабительного, друг мой! Но вот беда — сейчас вспомнил, что у нас вышел весь каломель!..

— Это ничего не значит! — сказал капитан Винье, отличавшийся способностью отпускать шутки, сохраняя серьезный вид. — Здесь в окрестностях — довольно слонов. Дельбеку это заменит каломель, а в аптеке сберегутся лишние лекарства! Ну, что? Разве не правда, милейший мой Дельбек? — добавил он, хлопнув по плечу злополучного лейтенанта.

Последний встал, пожелал всем доброго вечера и ушел к себе.

На следующий день он подал рапорт с просьбой о переводе.

Он жаждал приключений!..

Следуя по прямой аллее, обсаженной кофейными деревьями с запыленными листьями и эвкалиптами, похожими на большие, выходящие из земли канделябры, лейтенант достиг вершины холма, где находился дом начальника поста М-Боми. Не входя в него, он на минутку приостановился в тени мангового дерева и вытер покрытый потом лоб.

Жара была поистине тропическая. От земли, изрытой недавним ливнем, поднимались душные и зловредные испарения. Горизонт был затянут туманной дымкой. Вдали, между двумя холмами, как серебряное лезвие, сверкала река. Из туземной деревни, застывшей в сонном оцепенении, не доносилось никаких звуков. Голубой, с золотыми звездами флаг повис неподвижно на большой мачте. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

В тени веранды, на кирпичных плитах, которые поливались каждый час, дремал бой.

Войдя в канцелярию, где царил полумрак, составлявший разительный контраст с ослепительным светом снаружи, лейтенант поклонился своему начальнику.

— А, Морель! Здравствуйте! Что нового? — спросил окружной комиссар, поднимая голову и глядя поверх очков на своего подчиненного, испросившего у него разрешение переговорить по служебному делу.

— Чем вы огорчены, друг мой?

Морель, красивый и хорошо сложенный юноша, с карими глазами, матовым лицом и показывающим силу воли и энергию подбородком, слегка кашлянул, видимо, не зная, как начать.

— Вот в чем дело, господин капитан! — сказал он, наконец. — Как вы знаете, я состою офицером в роте вот уже три месяца. Служба моя не трудная и ротный командир относится ко мне очень хорошо, что мне весьма приятно. Но стоило ли покидать Европу и полк, чтобы заниматься здесь взводным ученьем, гарнизонной службой или наблюдать за фехтованием на штыках? Я приехал сюда, чтобы видеть страну, и хотел просить вас, не можете ли вы назначить меня в экспедицию, которая должна отправиться в Итури? Ловерс согласен уступить мне свое место. Я уже пять месяцев нахожусь в Африке и знаю хорошо службу, — решительно и настойчиво закончил Морель.