Садовница - [46]

— Дорогу я покажу.

— Хорошо, — согласилась я. Если он пойдет впереди, то вероятно ухо вернет нормальные размеры прежде, чем мужчина что-нибудь заметит. О том, какая конечность на очереди разрастись, я старалась не думать. И с таким же упорством отгоняла от себя прочие вопросы, которые задавала Красная Шапочка обманщику-волку.

Гавриил ловко пробирался через раскидистые и напудренные, словно средневековые барышни, кусты с огромными сапфировыми листьями. Мое ухо быстро пришло в норму. Подавленность спала — и я, чуточку осмелев, спросила:

— Скажите, Гавриил, а зачем вам эти цветы? «Смерть», ведь так? По какому назначению вы их используете?

— По прямому, — ответ прозвучал с такой интонацией, что я почувствовала себя последней дурочкой. Не хочет говорить? И пусть. Напрашиваться не стану. У Розалии потом спрошу или Липка. Впрочем, у меня уже появились кое-какие предположения, вернее вполне определенная догадка. Ведь не просто так сад называется садом Всевластия, а вокруг происходят странные вещи. Да и сами растения… Но все равно хотелось конкретного ответа или подтверждения догадки. Не продает же он их, в самом деле! Или все-таки продает? Но тогда кому?

Мы остановились у большой стеклянной теплицы, наполненной красными гвоздиками. Никогда не любила эти цветы. С детских лет они вызывали ассоциацию именно со смертью. Гавриил остановился чуть поодаль, спокойно ожидая дальнейших действий от временной управляющей. Что ж, настало время показать себя с лучшей стороны. И ни ухо, ни другая вдруг выросшая, удлинившаяся или оплывшая конечность мне не помешают! Я надела толстую резиновую перчатку, взяла садовые ножницы и аккуратно открыла дверь. В нос ударил едкий аромат гнили и разложения. Фу-у-у! Надо бы дополнить инструкцию об обязательном использовании респиратора.

Я оглянулась. Гавриил, прислонившись спиной к широкому гладкому стволу какого-то дерева, внимательно наблюдал за моими манипуляциями. Черные глаза источали любопытство. А маленькие морщинки в уголках рта намекали на улыбку. Ах, вот как! Значит, ему интересно справится ли новоявленная садовница? Пусть не думает, что я совсем ни на что не годна. Просто день сегодня не задался. Вздернув подбородок, я шагнула в теплицу и, позабыв про коварный порожек, только чудом не пропахала носом дорожку между грядками с цветами. Внезапно разбухшие коленки здорово смягчили падение.

— Все в порядке? — показалось или в низком голосе действительно не было ни капли насмешки?

— Да, — если, конечно, периодически разрастающиеся участки тела можно отнести к норме.

Против обыкновения в теплице стоял холод. Не мороз, но значительно прохладнее, чем снаружи. Хорошо, что предстояло сделать лишь пару срезов. Я поежилась и, не мешкая, выбрала два самых высоких и крупных цветка — как было указано в дневнике. Срезала один. Когда же потянулась ко второму, вдруг ощутила такой прилив безысходности, что даже дышать стало трудно. Почему-то вспомнилась бабушка, ее странная смерть. Особенно остро почувствовалась боль от предательства Андрея и Ани. Я безразлично осмотрела цветы, хмыкнула и задалась вопросом: «Зачем мне вообще все это нужно?». Этот сад, стремления… Разве имеет смысл жить дальше, если на Земле не осталось ни одного родного человека? Любовь, которую я считала путеводной звездой, погасла. Так стоит ли двигаться дальше? Все эти метания… Мелочные переживания… Надежды… Может, лучшим выходом было бы оставить этот мир?..

— Виолетта, помощь нужна?

Неожиданный вопрос выдернул сознание из пучины странных размышлений. Я обвела цветы внимательным взглядом. Вот, значит, как? Нет, дорогие, ничего-то у вас не выйдет!

— Я сама, спасибо!

Если уж хватало сил справляться со всеми горестями до сего момента, то и дальше достанет! Но все же я поторопилась, вспомнив, что тетрадь советовала не задерживаться в теплице. Срезала второй цветок и направилась обратно. Но чем меньше оставалось до двери, тем тяжелее было идти. В шаге от выхода воздух вообще загустел и словно превратился в желе, в котором увязало каждое движение. А если бы ни Гавриил, вовремя подхвативший под руку, когда я снова зацепилась за порожек, то падения было бы не миновать.

— Вот ваши цветы. Подойдут? — спросила я, протягивая мужчине две гвоздики с крупными красными бутонами. Состояние бесконечной тоски отступило от пары глотков свежего воздуха.

— Да, вполне.

— Постойте! — в последний миг я успела отвести цветы в сторону. — Наденьте перчатки.

Гавриил улыбнулся:

— Я не боюсь «Смерти», — уверенность в низком голосе привела в замешательство. Я-то до сих пор не избавилась от последствий контакта с «Уродством».

— Но есть четкая инструкция…

— Инструкция на меня не распространяется.

— Ладно, — цветы перекочевали к клиенту. В конце концов, никаких указаний на этот счет от Розалии не поступало. Да и дневник спокойно лежал там, где его оставили, и не думал раскрываться. Лишь только гвоздики покинули мои руки, на душе стало легко, словно гора с плеч свалилась. Ужасный сорт.

Внезапно раздались хлопки (словно раскрылось два больших зонта) и тут же сменились шелестом. Я устремила взгляд на разноцветные кусты, откуда донесся звук. Из-за них вышла пара светловолосых молодых людей, моих ровесников: юноша и девушка. На их лицах сияли широкие открытые улыбки и синие, словно осеннее небо в погожий день, глаза. Оба модно и ярко одетые, юноша — в синем берете. Похоже, это и были мои клиенты и, по всей видимости, та самые французы, о которых как-то упоминала Розалия.