Садовница - [16]

— Священник? — негромко переспросила девушка, и в одном этом слове было столько гадливости, что Эрле надолго замолчала. Поняв, покачала головой.

— Так вот значит как… А что же его просьба к хозяину золотошвейной мастерской?

— Я не умею шить золотом, — опустив голову, обреченно призналась Анна. — Я там просто работала… за мастерицами убирала, по поручениям бегала, когда говорили…

— Это я знала, — сказала Эрле без всякого осуждения. — У какой же мастерицы иголки дома не найдется?.. А все же зря ты мне с самого начала правду не сказала. Я бы тебя шить научила.

Анна промолчала, только опустила голову еще ниже.

— Ладно, чего там… Все равно уже поздно. Надеюсь, отец Теодор хоть Стефана к чему-нибудь пристроит… Кстати, а он сам-то с тобой в Таххен ехать согласен?

— Ему… ему все равно, — тихо ответила Анна. — Он очень изменился после… после того, что произошло.

— А деньги на дорогу у вас есть? — продолжала расспрашивать Эрле.

— Д… да. Сегодня утром заходил М… Марк, — девушка в очередной раз сделала над собой усилие, чтобы выговорить это имя, — к Сте… к Стефану я его не пустила, сказала, что… ну да неважно. Он постоял тут и ушел… А потом я нашла кошелек на перилах. Верно, это он, больше некому…

"А ко мне даже не заглянул", — с невольной горечью подумала Эрле и тут же постаралась выбросить эти мысли из головы.

— Тем лучше, — произнесла она преувеличенно бодро.

— Я была несправедлива к нему, — сказала Анна шепотом. — Я думала — он Стефана то ли использует как-то, то ли обвинить в чем-то хочет… думала — арест его рук дело, так ему сгоряча и сказала, а он… а он…

— Я скажу ему, — пообещала Эрле. — Обязательно передам…

Но на сердце у нее было тяжело.

…Стефан и Анна зашли к ней утром — ненадолго, только попрощаться. Стефан казался подавленным и понурым, всегдашняя плутовская улыбка исчезла с его лица, а на лбу появились хмурые складки. Анна глядела на него с немым обожанием и вообще выглядела менее несчастной, чем обычно; Стефан и не думал от нее отстраняться. Почти машинально Эрле отметила, что зеленый ореол таланта вокруг его головы заметно поблек.

…Эрле прождала Марка целую неделю. Не раз и не два она ловила себя на том, что перед домом невольно ускоряет шаг, почти взлетает по ступенькам, а в дверь колотит так, что едва не рвется цепочка дверного молотка. Приходилось брать себя в руки, заставлять идти медленнее и в дверь стучать осторожнее. О Марке она старалась думать как можно меньше. Получалось плохо, и раздосадованная Эрле мстительно представляла, сколько хороших и добрых слов она ему выскажет, когда он все-таки соизволит объявиться. Порой ей казалось, что она была с ним слишком резка и больше его не увидит, и тогда она еле сдерживалась, чтобы немедленно не сорваться его искать. Приходилось одергивать себя, ссылаться на гордость и на то, что он все-таки обещал прийти сам.

Он появился, когда Эрле ждала этого меньше всего. Она кинулась ему навстречу, уронив на пол шитье и табурет. По пути споткнулась о вышедшего посмотреть на гостя Муркеля, кот обиженно мявкнул и ушел из комнаты. Все гневные слова тотчас же позабылись, и девушка чуть не бросилась Марку на шею, но вместо этого только взяла у него из рук плащ. Машинально попыталась повесить его на каминную решетку, чуть не уронила в огонь — Марк отобрал его и от греха подальше повесил на ширму. Только сейчас она заметила, что на нем дорожный костюм.

Юноша выглядел смущенным и немного настороженным — у нее хватило ума сообразить, что виной всему она сама, и чинно сесть на табурет, подняв с пола шитье. Марк взял себе из-за ширмы второй, устроился на нем подальше от Эрле, поближе к двери и долго сверлил взглядом шитье, не зная, о чем говорить. В итоге девушка не выдержала и заговорила первая.

— Как дела? — спросила она по возможности безразличнее.

— Спасибо, неплохо, — осторожно ответил Марк, поглядывая на нее искоса. — А у тебя?

— Очень хорошо, — с воодушевлением сказала девушка.

Наступило молчание. Эрле снова заговорила первой.

— А Анна тебе очень благодарна за тот кошелек, который ты им оставил.

— Я не оставлял им никакого кошелька, — решительно перебил Марк.

— Да? — смешалась Эрле. — Но Анна говорит…

— Анна может говорить все, что угодно, — перебил Марк еще решительней, — но я им все равно ничего не оставлял!

Окончательно смешавшись, девушка затихла. Марк поглядел на нее, вздохнул и чуть-чуть подвинул табурет.

— Эрле, — сказал он очень быстро, — Эрле, я думал — ты посланница герцога Фольтерверского и хочешь убедить городские власти открыть ворота его войскам, чтобы Ранница стала частью герцогства.

Сдавленным голосом она попыталась запротестовать, но он остановил ее коротким жестом.

— Не надо. Ничего не говори… Я не хочу ничего знать. Ни про заброшенный дом, ни про нищего, которому ты каждое утро подавала монетку, ни про Таххен, ни про… ни про Стефана. Мне лучше ничего не знать, — повторил он ожесточенно, глядя куда-то в сторону. — Потому что я уезжаю из города, и через неделю мой отчет будет лежать на столе начальника Тайного Отделения. И в этом отчете про тебя не будет ни слова. Так что, если хочешь, ты можешь вернуться в свой Таххен, — на этих словах Марку изменил голос, он коротко кашлянул и повторил уже тверже: — Если хочешь, — по-прежнему не глядя на Эрле, после чего встал и, как слепой, потянулся к ширме за плащом. Эрле поднялась на ноги, ловко вклинившись между плащом и Марком, спросила, открыто глядя ему в глаза и выделяя голосом каждое слово: