Сад утрат и надежд - [146]

Минувший год был, скажем так, выпавшим из нормальной жизни. Я могу продать Соловьиный Дом, вернуться в Лондон, купить прекрасный дом на Дармут-парк-авеню или где-то в Хайгейте, и тогда все вернется на круги своя. Санди даже не вспомнит потом…

Но тут она вспомнила, что Айла договорилась на завтра с Эмили, а в субботу придут гости к Санди, а в воскресенье приедет на ланч приятная доктор Маллиган с сыном, ровесником Айлы. А Джордж с Фредериком нашли комод, по их словам, идеально подходивший в холл, и еще два предмета для кукольного домика, обнаружившиеся в Уолбруке после кончины давно забытой бабушкиной школьной подруги, которая, вероятно, прихватила их потихоньку много лет назад. Кукольный домик пока еще не вернулся от мастера из Музея детства. Там были сильно повреждены пол и труба, но мастер обещал все исправить. Так что они собирали к возвращению домика новые вещицы. На этот раз он будет стоять на полу в коридоре.

Несколько раз приходила Онор, помогала в саду и обещала прислать на следующей неделе садовника, чтобы он помог советом. Джульет срезала теперь каждый день душистый горошек и ставила в вазы по всему дому, чтобы он наполнял комнаты своим сладким коричным ароматом. Зацветали георгины, и Джульет уже соскучилась по ним. Первые уже распустились из тугих темных комочков – кроваво-красные, розовые, ярко-оранжевые, а рядом цвели синие васильки, лимонно-желтый и бледно-розовый львиный зев на фоне холодной зелени листьев у стены. Нужно укрепить стебли подсолнечника, нащипать ромашку для чая и навести порядок в комнатке Санди – у него теперь новая кровать, большая детская с бортиками. Мэтт назвал идиотизмом покупать кровать малышу, который только что перенес травму головы; лучше уж держать его в старой кроватке, но Джульет не согласилась с ним, она считала, что к Санди нужно относиться как к подросшему мальчишке, который должен учиться ответственности. Три месяца с ним нянчились, потакали всем его капризам, и теперь она даст ему свободу и снова приучит к ответственности.

Но все это возможно для него в Соловьином Доме. Не здесь, нет, не здесь. Она сама росла за пределами Лондона, отвыкала от него. Это был город Мэтта, не ее город. Но самой главной, фундаментальной причиной было то, что Джульет не могла бросить дом и знала это. Всю жизнь она ощущала его притяжение; теперь, когда она жила там, оно стало еще сильнее. Они словно переплелись. Теперь она понимала, что никогда не покинет его. Дело было не в Неде, не в картине и не в Грэнди. В самом доме. Это был ее дом. Больше она ничего не хотела.

Она опустила глаза на свои кеды «конверс» и со стыдом увидела на них запекшуюся грязь.

– О чем ты думаешь? – Зейна протянула ей чашку чая.

– О том, что мне приятно тебя видеть. Я страшно по тебе скучаю, но вряд ли захочу вернуться в Лондон.

– Ну теперь ты можешь себе позволить остаться там.

Джульет тяжело вздохнула.

– Вот об этом мне отчасти и хотелось поговорить. Я хочу избавиться от большей части денег. – Зейна открыла рот от удивления и застыла с чашкой в руке. – Я сказала – от большей части, Зи, я не сумасшедшая. Я хочу потратить какие-то деньги на дом и на прожитие, но мне надо избавиться от остальных, пока я не привыкла к этой идее. Я не хочу, чтобы мои дети стали ни с того ни с сего миллионерами. Я считаю это неправильным после всего, что потеряла моя семья. Дело не в доме. У меня есть одна идея, и я хотела, чтобы ты мне помогла.

– О какой сумме ты говоришь? – Зейна взяла блокнот в линейку и ручку.

– Я хочу сохранить четыре миллиона. По двести пятьдесят тысяч на каждого из детей, чтобы помочь им купить жилье, встать на ноги; но они получат их, только когда им исполнится двадцать один год. Ты можешь это оформить? Еще двести пятьдесят тысяч на тот случай, если нам придется приспосабливать часть дома для Санди, или платить за физиотерапию, или еще за что-то.

– Конечно. – Зейна записала.

– Два миллиона для меня. – Джульет старалась говорить будничным тоном, словно сидеть на этой кухне и говорить о сотнях тысяч и миллионах было самым нормальным делом. – Этот дом так и тянет деньги. На новую крышу и кухню, на новые шторы, луковицы и топливо для AGA. Еще мне надо держать пачку наличных на случай всяких происшествий.

– Так, ладно. А остальные? Ведь у тебя еще остаются шесть или семь миллионов, если твой друг Сэм Хэм говорит правду.

Джульет кашлянула.

– Я хочу создать трастовый фонд для преподавания в школе истории искусства. И оплачивать школьные экскурсии в картинные галереи, а потом еще оплачивать ночевку по всему Соединенному Королевству при посещении интересных домов, Йоркширского парка скульптур и картинных галерей. – Джульет старалась не нервничать. Она вспомнила слова Сэма. «Все блефуют. Я получил эту работу благодаря блефу. Ты просто говори, что ты хочешь сделать, и ты удивишься, сколько людей будут тебя слушать». – Чтобы каждый ребенок в нашей стране увидел красивые картины, скульптуры или дома. Не только дети членов Национального треста[4] или люди, которые сами посещают с детьми музеи или могут себе позволить поехать куда угодно. Каждый ребенок должен иметь право обогащать свой мозг.