Сад надежды - [7]

Чарити пошаркала ногой по гладкому мрамору.

– Дедушка обычно говорил, что мы стаптываем полы.

Эмили остановилась.

– Что?

– Он любил танцевать. – Чарити наклонила голову. – Спорим, вы не знали?

– Нет, – усмехнулась Эмили. – Меня он точно на танец не приглашал.

Чарити обхватила себя за плечи, покачиваясь из стороны в сторону. В памяти звучало эхо давно умолкшей музыки.

– Здесь мы танцевали. – Она прошла в центр. – Прямо здесь.

Эмили огляделась.

– Так вот почему обеденный стол сдвинут в сторону… Меня это всегда удивляло.

Чарити кивнула, довольная тем, что знает про дедушку больше Эмили. Как внучке Джорджа, ей казалось несправедливым, что в семейные тайны был посвящен посторонний человек и ничего личного не осталось.

Они продолжили обход, и Эмили нагружала Чарити всевозможными необходимыми сведениями.

– Одно из окон в гостиной не открывается. Если вы распорядитесь, я свяжусь с мастером. У Джорджа был знакомый столяр.

– Нет, спасибо, – ответила Чарити. В гостиной много окон, а она не готова к присутствию чужого человека. Дед еще был здесь; вдруг кто-то придет и украдет его душу? Она знала, что это глупо, но бороться с глупостью не было сил. Лучше пойти у нее на поводу и какое-то время в дом никого не впускать. Эмили прошла отбор. С ней она ощущала деда даже более реальным и осязаемым.

В кухне на Чарити нахлынула новая волна умиротворения. Здесь пахло бабушкиным имбирным печеньем, хлебом и старым деревом. Девушка перевела взгляд на канделябр под потолком. Паутина оплетала его, будто изящная металлическая арматура. Когда-то в канделябре горели настоящие свечи; пришло другое время, и их заменили электрическими лампочками.

– Кажется, у нас завелись ткачи, – проговорила Чарити.

Эмили стрельнула глазами вверх:

– Э… что?

– Ткачи. – Это была семейная шутка. Чарити лукаво улыбнулась и показала на канделябр.

Эмили отступила на шаг, исследуя предмет обстановки. Но Чарити уже выучила ее уловку. Когда Эмили не знала, что ответить, или сомневалась, как реагировать, она находила повод отвернуться. Очевидно, не могла сделать бесстрастное лицо. Прискорбно для юриста.

Эмили вновь повернулась к ней, нацепив победную улыбку.

– Я полагаю, миссис Криди было тяжело взбираться на стулья, чтобы сметать паутину.

– Не проблема. Я справлюсь. Найду на кухне кастрюлю подходящего размера, надену на голову, а деревянная лопаточка сойдет вместо оружия. И насколько я знаю дедушку, у него всегда были запасы меда и корицы для приманки.

Всегда серьезная, Чарити и сама не знала, почему взялась обсуждать такую неблагородную тему, как уничтожение пауков. Здесь, на кухне с детства знакомого дома, она на короткий миг почувствовала себя ребенком.

Широко распахнутые глаза Эмили вернули ее с небес на землю. На лице юриста читалось: «Паутину плетут пауки. Никакие не ткачи. Нет таких насекомых».

А может быть, Чарити зацепилась за пауков, потому что она явно понравилась Эмили? Эмили ей тоже понравилась, да вот только у Чарити был особый талант отталкивать потенциальных друзей. Она могла бы рассказать про ткачей. Нет ничего проще. «Понимаешь, бабушка превращала уборку паутины в игру. Надевала на голову кастрюлю, брала метлу с длинной ручкой и звала меня. Ткачей не так просто разглядеть, они маленькие и проворные. Я светила фонариком, а бабушка лупила метлой по потолку. Иногда она слишком увлекалась, начинала скакать и приговаривать: «А ну-ка ползи сюда! Кому сказала, ползи!» Я хохотала до колик в животе».

Однако Чарити промолчала, и в кухне на несколько минут повисло неловкое молчание.

– Чарити, вы могли бы подъехать ко мне в офис, после того как освоитесь? Или я подъеду к вам. Нам необходимо дополнительно обсудить некоторые проблемы относительно имущества Джорджа.

– Под некоторыми проблемами вы подразумеваете мою мать?

Эмили вновь прикоснулась к рукаву Чарити у самого локтя.

– Я понимаю, что могут возникнуть затруднения, но Джордж выразил свою волю совершенно однозначно.

– Он не вычеркнул ее из завещания, верно? – Мать пришла бы в ярость.

– Нет, это было бы легко опротестовать. У него нет других детей. Джордж оставил ей небольшой дом в Атланте.

– Тот, в котором он родился? – Чарити помнила этот старый, обветшавший за десятилетия, но все же чудесный домик с белой оградой. Фамильный дом. Вряд ли интересный для матери.

– Да. Вы понимаете, что я обсуждаю это с вами только согласно пожеланиям Джорджа.

Чарити кивнула.

– Кроме того, он оставил ей трастовый фонд.

– То есть, – нахмурилась Чарити, – она будет иметь доступ к некоторой сумме, но фактически не сможет контролировать денежные средства, верно? Вроде карманных денег для взрослых? – У матери уже было все, что она хотела. Она не стала для своего поколения новой Мэрилин Монро, зато отхватила себе (это ее слова, не Чарити) богатого преуспевающего врача из Нью-Йорка, который совсем потерял от нее голову. Мечта сбылась – она живет в большом городе, ходит по частным вечеринкам и светским мероприятиям и помогает мужу растить двух его почти взрослых дочерей. – У матери столько денег, сколько надо. Не думаю, чтобы какая-то часть завещания стала предметом спора. Она ненавидела этот дом.