Сад надежды - [22]

Он явно подыскивал слова, чтобы подсластить горькую правду.

– Эгоистка? Самовлюбленная? Любит всем указывать?

Гарольд опустил голову:

– Не мое право судить.

– Ничего, я знаю, что представляет из себя мама. И знаю, что она – по-своему – любила дедушку. Она любит даже меня.

Он улыбнулся, и морщины, следы горького опыта, стали заметнее.

– Люди не в силах дать другим то, чего сами не имеют. Но мама любит тебя, без всякого сомнения.

– Приятно, когда кто-то тебя понимает… – Чарити вздохнула. – У нас хорошая семья. Как мы же умудрились настолько испортить отношения?

Гарольд тихо засмеялся. Когда смеялся дедушка, в его глазах так же загорались огоньки. Приезд Гарольда стал одним из лучших подарков, на которые могла надеяться Чарити. И в то же время принес ей боль.

* * *

– Так вы не знаете, что в письме? – Далтон явился к ней с грязью под ногтями и взволнованный, как сбежавший с уроков школьник. Он не переставая говорил о купленных растениях, а Чарити разрывалась между необходимостью узнать, что ей нужно приобрести из флоры и фауны, и тревожными мыслями – устроился Гарольд в своей комнате или тихо ускользнул? Дядя был измучен разговором, и Чарити отвела его наверх отдыхать, а сама решила купить что-нибудь к обеду. Но едва она собралась пойти на рынок, пришел Далтон и уже через пять минут догадался: что-то произошло.

Ничего не объясняя, Чарити коротко сообщила о приезде гостя и о том, как приятно и странно ей смотреть на Гарольда и видеть в нем дедушку. И о загадочном письме, предположительно от деда.

Она уселась на бетонную скамью в саду, рядом с которой Далтон расставил свои приобретения. Сад уже обретал новые очертания. Чарити намеренно повернулась так, чтобы не видеть иву.

– Знаю лишь, что дедушка хотел помириться.

– Вот это да! А я думал, только у меня день был странный.

Чарити откинулась на спинку, положив руки на нагретый бетон. Далтон сидел рядом на земле, продолжая изучать купленные растения.

– Что вы имеете в виду?

Мужчина поднял голову. На фоне усеянного мелкими фиолетовыми цветками кустарника его глаза приобрели такой же оттенок и казались неземными.

Далтон вытер лоб, оставив жирную черную полосу.

– Позвонил брат жены. Он отправил мне посылку. Некоторые вещи Мелинды и Кисси оставались у него.

У Чарити в животе что-то оборвалось. Когда она спускалась на скоростном лифте в Нью-Йорке, ее предупредили, что все внутри ее будет падать. Теперь она ощутила то же самое.

– Кисси?

Далтон побледнел и перевел взгляд на далекую береговую линию. Бриз шевелил зеленые веточки, окружавшие фиолетовые цветки.

– Дочка. Она была с моей женой, когда… когда…

Чарити словно ударили под дых. Она вскочила со скамьи.

– Как ужасно…

И неожиданно для себя оказалась на коленях лицом к лицу с мужчиной, который испытал невероятную боль, однако предпочел возрождать соседский сад, а не тонуть в своем горе.

– Далтон… – Чарити протянула руку сквозь ветки и дотронулась до его плеча. Плечо было теплым, хотя сердце, наверное, походило на глыбу мертвых кораллов. – Как ужасно… – Потерять не только родную душу, но и собственного ребенка!.. Хотя у нее самой детей не было, Чарити представить себе не могла более страшного горя. На глаза навернулись слезы, Чарити заморгала, и фиолетовые цветки расплылись. Она нагнулась и понюхала цветок: – Приятно пахнут… Мне нравится.

Они посмотрели друг на друга. Далтон улыбнулся – слабо, едва заметно.

– Просто благоухают.

Чарити вдохнула глубже, стараясь втянуть в себя аромат.

– Тогда посадите их рядом со скамейками.

Цветочный запах смешался с другими – с запахом жирной почвы, соленого воздуха со слабым привкусом рыбы и Далтона. Он так и смотрел на Чарити, и для кого-то эта ситуация показалась бы неловкой – двое склонились над кустом и обнюхивают воздух, – но для них все было правильно. К тридцать одному году Чарити научилась кое-что понимать. Есть золотые моменты жизни; их поставил и озвучил невидимый режиссер, и они предназначены стать больше чем просто моментами. Они станут воспоминаниями.

– Аромат особенно сильный по утрам, – прошептал Далтон, будто только сейчас сказал последнее прости жене и ребенку.

Чарити знала, что запомнит эти минуты навсегда. Ласковые прикосновения предвечернего солнца к щекам, густые травы вокруг, солнечные блики на волосах Далтона, и то, что этажом выше поселился дядя Гарольд. Будто дедушка продолжает делать ей подарки. Сначала дом, потом сад, теперь дядя Гарольд. А может, и Далтон тоже подарок. Тот, кто поймет боль. Тот, кто знает, что такое потеря и тоска. Когда Чарити приехала в Бакстер-хаус, у нее возникло ощущение, будто она пытается уловить некий образ. Дедушки не стало, но она видела его везде. Он стал эхом в огромном цилиндре, звуком, который снова и снова отражается, хотя его источник давно умолк. Складывалось впечатление, что каждый новый день может принести нежданные подарки. Дедушка действительно был везде.

Чарити указала на беседку в центре сада, с чудесным видом на залив:

– Вот мое любимое место. Здесь я буду по утрам пить кофе.

Далтон проследил за ее взглядом.

– Боже мой, именно там я и планировал их посадить. – Он вернулся к кустарникам и погрузил руки в землю.