Сабля полковника - [10]

Лариса слабо улыбнулась.

— Ничего себе нормально — патрули, голод, мобилизация… Это у меня жизнь райская: отъедаюсь, отсыпаюсь, веду светские беседы, дипломатические переговоры с атаманами. Ладно, давай о деле, а то еще хватятся меня, пойдут искать. Передай Петренко: на хуторе побывали атаманы почти всех окрестных банд. С планом налета на город согласились — пограбить хочется. Тем более что лазутчики из города подтвердили — крупных сил там нет. Я упорно внушаю Свининникову, что он может стать вождем всех антисоветских сил в этом районе, если их объединить и подкрепить это объединение крупным успехом. Потому и старается.

— Тебе он верит?

— Здорово помог пароль. Пришлось, правда, немного помитинговать. Пока никаких подозрений не выказывал. Наоборот, чересчур внимателен, боюсь, как бы не предложил сыграть бандитскую свадебку. Да, самое главное: к налету банды будут готовы недели через две. За это время вы должны успеть подготовиться к встрече.

— Трудно тебе? — сочувственно спросил Сторожук. И сам ответил: — Конечно, трудно, о чем говорить. Но ты держись, Лариса, боевой ты наш друг. Не думал я, что ты такая смелая. А я-то хорош: белоручка, мол, ты, мамина доця, буржуечка недобитая. А ты прямо герой!

— Будет тебе, Виктор! Что пустое говорить. Сам видишь — так надо!..

Условились, что Виктор через недельку заявится снова — узнать точные сроки и маршрут налета. Попрощались.

Леся уходила к хутору медленно, плечи ее сникли, и даже на расстоянии чувствовалось, как тяжело ей возвращаться в бандитское логово.

А Виктору надо было вновь шагать десятки километров, избегая настороженных, враждебных глаз.

Шло заседание ревкома. Присутствовали не все: кто вместе с рабочими патрулями охранял город, кто с продотрядом ушел в степь. Докладывал Петренко. На город готовится бандитский налет, он возможен в ближайшие дни. Опасность огромная. И в связи с этим вырастает ответственность каждого коммуниста. Если город будет сдан — бандиты перережут железнодорожную нить, по которой идет хлеб с юга в крупные промышленные центры. А там голод. Председатель ЧК предлагал сформировать еще один отряд особого назначения, поставить под ружье всех способных держать винтовку. Все силы должны быть мобилизованы на разгром банды.

Кое-кто предлагал приступить к эвакуации советских учреждений: необходимо позаботиться о людях, ценностях, документах.

— Подумаем, — неопределенно отвечал Петренко. — Это крайний выход. Город должен держаться до последнего.

Приняли резолюцию: «Считать важнейшей задачей текущего момента защиту города от налета. Объявить военное положение». Военное положение в городе существовало всю революцию и гражданскую войну, но ревком считал полезным еще раз напомнить об этом.

После заседания председатель ревкома и Петренко остались наедине.

— Ты всерьез думаешь об эвакуации, товарищ Петренко? — спросил предревкома.

— Нет. Но полезно сделать вид, что мы не уверены в своих силах, паникуем. Более того, я бы днями вывез из города несколько второстепенных учреждений — об этом сразу станет известно Свининникову. Пусть бандиты смелеют.

— Хорошо. Скажи, ты уверен в успехе?

Петренко свел брови. За последние дни он исхудал, под глаза легли темные круги. Сказывались бессонные ночи, усталость, невероятное нервное напряжение.

— Могут быть случайности. Может не выдержать Колосова. Или бандиты что-нибудь пронюхают об операции. Да мало ли что может стрястись! Но это наш единственный выход. Судьба операции в руках у Колосовой. Только бы продержалась дивчина…

Вот уже который час Лариса доказывала главарям банд: город должен быть взят утром в понедельник.

— Мы по-другому делаем, — упрямился Вокун. — Лучший день — воскресенье. Люди на базар едут еще с вечера. С ними войдет часть наших. А потом паника, переполох — все нам на руку.

— Может, вы и правы. У вас опыт, вам виднее. Но в воскресные дни город охраняется особенно усиленно, разве не так? ЧК к вашей тактике приноровилась. Вот и нужно вы брать такой день, когда нас меньше всего ждут!

— То правда, правда, — кивали атаманы, и… все начиналось сначала.

Они сидели за столом пятеро, чьи имена наводили страх на всю округу. Но крупными считались только банды Свининникова и Бокуна, остальные помельче — два-три десятка головорезов. Атаманы были одеты кто во что — в пиджаки, френчи. Бокун натянул на себя суконную поддевку. Свининников щеголял в кожаном галифе и такой нее куртке, перетянутой офицерскими ремнями.

На столе мутнел в бутылях самогон, но к нему почти не прикасались — дело предстояло серьезное, сначала надо было договориться, а выпить успеется.

Адъютанты атаманов ржали, как стоялые жеребцы, у крыльца.

Леся сидела у края стола — строгая, неприступная, деловитая. Свининников представил ее на совещании как представительницу киевского антибольшевистского центра. Какие именно организации входят в этот центр, уточнять не стал. Атаманам импонировало, что о них знают аж в Киеве и направили оттуда своего представителя.

— Наши люди сообщают, что в городе паника. На вокзал вывозят имущество и архивы, — докладывал Свининников. — Гундосый побывал в лапах ЧК, так председатель при нем договаривался об эвакуации. Винтовки пораздавали рабочим, но это не страшно: застанем врасплох, выбьем поодиночке…