S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! - [21]

Я удивленно смотрел на Бориса. Этот поджарый, сухой, жестокий человек всегда казался мне неспособным к поэзии. И когда он уходил, я представлял себе, как он часами, не зная усталости, бродит по развалинам с ломиком в правой руке и шокером в кармане, надеясь достать нам еду.

И он доставал. Однажды принес целый пакет таблеток и капсул из спецзапаса военных. После трех дней нормальной кормежки я стал подниматься с постели и даже попробовал ходить.

До сих пор не знаю, почему Борис выбрал меня. Может, потому, что отчаянно нуждался в живой душе рядом, а кошек, собак и даже крыс давно не осталось. Пожалуй, я был благодарен ему за спасение, но не в те дни, когда мороз начинал крошить стекла и Борис выгребал с книжных полок новую порцию топлива.

После того, как я встал на ноги, Борис стал заходить реже. Он оставил мне сумку с капсулами и брикет синтетического мяса и перебрался в другую часть города, поближе к военным базам. Видимо, мне все-таки удалось достучаться до него, потому что, уходя, он прихватил несколько книг.

– Просто возьми с собой… ну хотя бы вот это. – Борис взвесил на руке томик Диккенса. Третий. Остальные еще пару месяцев назад он самолично отправил в камин.

Я вынул книгу из его рук, чувствуя в ладонях теплую кожу переплета. Отвернулся, перелистнул пару страниц, делая вид, что раздумываю над его словами. По правде говоря, я просто не знал, верить ли Борису или нет. Не может быть, чтобы у какой-то мадам из подпольной харчевни на задворках Нижнего города была еда. Настоящая еда. Уже несколько лет я не видел ничего, что хоть сколько-то напоминало бы нормальную пищу. Все растения на окнах, до самых мелких корешков, были съедены. Остались только пустые плошки в переворошенный мерзлой земле. Все, что можно было поймать или выкопать на улицах, давно истребили нелюди. И сейчас я был бы рад даже крысе. Обычной помойной крысе, если бы в городе еще можно было найти хоть одного грызуна. Дальше, за городом, была только снежная пустыня. На много километров вокруг. Может, там и водились еще какие-нибудь твари, но отправиться туда не решился бы и мой решительный приятель с своим ломиком. Что уж говорить обо мне.

Борис пошевелился за моей спиной, кашлянул, поторапливая.

Я поставил Диккенса на полку, взял второй экземпляр «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова, тот, что покупал сам, и сунул в карман пальто. Второй экземпляр, отцов, с пометками на полях, остался лежать на полке, укоризненно глядя на меня надменным взглядом Остапа Бендера через брешь, что осталась от взятой мною книги. Я заметил мельком, что мой товарищ не удержался и утянул-таки «Мастера и Маргариту». Это было неплохое издание, но у меня оставался нетронутым пятитомник, и я решил сделать вид, что не заметил кражи. Может, Борис сумеет обменять Булгакова на приличный обед у своей загадочной приятельницы из подвального трактира. Хоть какая-то благодарность за спасение моей жизни.

– Да если бы мне дознаться, откуда она получает харчи, – Борис почти бежал, так что я едва успевал за ним, – я бы не стал принимать людей в подвале. Ведь к ней министры, генералы есть идут. И не всякий день своей очереди дожидаются. Зал-то всего на тридцать человек. Будь у меня такие продукты, я бы открыл заведеньице столов на сотню. – Он усмехнулся собственным мечтам, потер мерзнущие руки: – Я бы, друг мой Юрка, развернулся во всю ширь в этом дерьмовом мире. А она сидит на своем богатстве, как на мешке с барахлом, охраняет. Вот как ты с библиотекой своей. Однако, баба умная. У кого книг нет, с тех деньги дерет бешеные. Шутка ли – «прежняя» еда! А за некоторые книжки, бывает, даже и бесплатно покормит. Знал бы я, что так подфартит, не стал бы жечь твои. Перетаскал все к себе и жил сейчас…

Он понял, что сболтнул лишнего, заглянул мне в лицо, пытаясь понять, заметил ли я его оговорку. Я улыбнулся ему, словно не слишком слушал. Борис облегченно потер лоб и снова ускорил шаг. А я понял, что надо найти способ оторваться от него после харчевни, побыстрее добраться домой и уходить, вместе с книгами. Нехороший огонек плясал в глазах у Бориса. Библиотека могла стоить мне жизни, и, я был уверен, мой друг даже не увидит в этом ничего плохого: один раз он меня уже спас. А так – можно считать, что и не спасал.

Через час с четвертью мы достигли цели. Полуразрушенное здание городского собрания укоризненно смотрело на нас пустыми глазницами окон, пока мы ждали ответа на условный стук Бориса. Послышался лязг двери, второй, третьей. Мы долго шли черными сырыми подвалами. Пахло ржавчиной и сыростью. И я уже подумал, что Борис решил не откладывать в долгий ящик и заманил меня сюда, чтобы решить дело быстро и без шума. Но за волглой темнотой подземных нор мелькнул свет лампы, повеяло теплом, и желудок мой зашелся от забытого ощущения. Я захотел есть. Но это был не голод. Голод дерет тебе кишки, но не заставляет сердце выпрыгивать из груди от предвкушения. Во мне же проснулось именно желание есть – жажда ощутить знакомый аромат, почувствовать, как заходятся в эйфории рецепторы, как течет по нервам острое наслаждение вкуса. Уже давно окружавший меня мир пах лишь снегом, ржавчиной и бетонной пылью, и за долгие месяцы и годы обоняние научилось различать мельчайшие оттенки. Я мог по запаху ледяной корки определить, насколько гадкой будет вода, натопленная из нее. Но сейчас масса забытых запахов обрушилась на меня, оглушив все чувства разом. В глазах потемнело, рот наполнился слюной, в ушах стоял бокальный звон, так что я вынужден был опереться рукой о стену. Борис поволок меня дальше.