Разговор шел про гороскопы. Анечка, молодая мать, с упоением рассказывала о том, что ждет в отдаленном будущем ее трехлетнего сына. Она и по японскому гороскопу проверяла, и по китайскому. Звезды так встали, что у Вадика все будет: и талант, и деньги, и счастье в любви. Осталось только правильно воспитать мальчика.
Анечке чуть за тридцать. Кто их разберет, молодых женщин, — хорошенькая она или так себе? Под макияжем они все красавицы. Про волосы говорить не будем. При такой зарплате можно позволить себе самые дорогие шампуни. И стройненькая, этого не отнимешь. Впрочем, недостатки у молодой матери тоже были. В одежде Анечка предпочитала цвет, который при самой снисходительной оценке иначе как оранжевым не назовешь, а иные оранжевых пиджаков и брюк просто не переносят. Еще она слегка шепелявила, выпячивая пухлые, словно насиликоненные губы. Но это ей шло.
— Кто гороскопы-то составлял? — поинтересовалась хозяйка дома Кира.
— Нашла одного математика. Кандидат наук. Ему можно доверять.
И тут вдруг Алексеев сказал:
— А в Пущино пришелец приходил. Инопланетянин.
— Приходил? — переспросила Анечка, уязвленная, что ее кто-то перебивает.
— Приходил и имел интимные отношения с Нейман. Это все знают.
— Ну и что?
— Ничего. Это я к слову.
— Нейман мужчина или женщина?
— Женщина.
Анечка кротко вздохнула, а сидящий рядом хозяин дома вдруг громко, дурнотно захохотал.
— Колька, что ты ржешь? С тобой про науку, а тебе бы все хиханьки-хаханьки! — крикнул Алексеев.
— Да я ничего. Еще в мою бытность в лаборатории Нейман было за шестьдесят.
Николай, по прозвищу Козырный, когда-то был физиком, а теперь весьма успешно занимался бизнесом. Первые деньги он заработал на сахаре, вторые — на дефолте, потому что успел вовремя подсуетиться. Теперь он входил в совет директоров крупного предприятия. Кличка его, хоть и несла в себе некий уголовный оттенок, никакого отношения к криминалу не имела. Просто фамилия его была Козырев.
Пятую из сидевших за столом звали Марина. Она была умна, прокурена, по-цыгански красива и по-русски толста. Говорили, что она счастлива в браке, но мало кто видел воочию ее мужа — то он занят, то болен, то уехал на месяц в Новую Зеландию.
— Хватит глупости молотить, — хрипло сказала Марина. — Гороскопы вещь полезная. И поверьте, Тихо Браге был не глупее вас. А сейчас пошли в лес. Николай, бери ключ от калитки.
— Я не пойду. Там клещи, — воспротивилась Кира.
— Гуляй в саду. А нам там будет тесно.
Марина умела настоять на своем. В лесу пахло совсем не так, как в поселке. Воздух здесь был влажным, густым, настоянным на диком разнотравье. От земли поднимался туман. Луна заблудилась где-то в верхушках берез, а потом и вовсе спряталась в ближайшую тучку. Марина подхватила Николая под руку, и они дружно свернули на боковую тропку. Издалека слышался их смех. Аня и Алексеев остались вдвоем.
— Я с гравия не сверну, — сказала она строго. — Трава мокрая от росы, а у меня французские босоножки.
Алексеев с готовностью закивал и даже выставил вбок острый локоть, явно предлагая опереться на его руку. Анечка пренебрегла этим вежливым жестом. Глупый рассказ про пришельца каким-то боком затронул Вадика, поставив под сомненье все таланты ее сына, и это было особенно обидно.
Ох уж этот Алексеев! Только глянешь на него, тут же само собой всплывет на поверхность слово «недоразумение». Большой, как шкаф, но при этом на богатыря никак не похож, потому что сутулый, и голова всегда набок. Так и кажется, что его бедной шее не под силу удерживать эту лохматую башку в вертикальном положении. Одет старомодно, весь какой-то перелицованный. Носки врозь, каблуки вбок, а туда же — юморист! Почему-то Николай его очень отличает. Правда, у этого увальня голос приятного тембра. Хоть что-то природа ему дала.
Дошли до первого фонаря. В кругу света вертелась остервенелая мошкара. Комары откуда-то налетели.
— Я бы хотела вернуться, — капризно бросила Аня.
— Нет, нет. У меня к вам разговор.
— Не хочу я с вами разговаривать!
— Почему же? — не понял Алексеев.
— Потому что вы меня всегда дразните и выставляете полной дурой.
— Вот уж нет! Просто я хочу обратить на себя ваше внимание.
— Ну хорошо. Обратили. Дальше что?
— Вообще-то я свататься приехал, — красивый голос Алексеева зазвучал нарочито вежливо и постно.
— Ну и сватайтесь. Я-то здесь при чем?
— Анна Степановна, так я к вам свататься приехал.
— Что? — Анечка повернулась к Алексееву всем корпусом, пытаясь разглядеть в темноте его лицо. Замечательно, что ее не столько удивила, сколько рассмешила эта глупейшая ситуация, и она подумала весело: «Ребята, это же клиника! Могли бы предупредить!»
Алексеев меж тем поправил ворот рубашки и даже распрямил свои унылые покатые плечи, явно пытаясь представить себя в лучшем виде.
— Но вы же меня совсем не знаете, — Анечка изо всех сил старалась быть серьезной и вежливой. — Мы и виделись-то всего два раза.
— Четыре.
— И что? Вы в меня влюблены?
Плечи Алексеева опять обвисли. Белая его рубашка вызвала в памяти длинную бельевую веревку с развешенным на ней нижним бельем. Наконец он выдавил из себя:
— Я же вас не постель зову, а в загс.
