С вечера до утра - [13]

Самцы находят их по следу и, ухаживая за ними, между собой ссорятся. А ссоры, особенно продиктованные ревностью, ведут, как известно, к серьезным конфликтам, которые кончаются дуэлями, драками, войнами. Для ядовитых змей два последних варианта исключены. А дуэли ведутся с соблюдением исключающих укусы правил, неопасными, так сказать, приемами.

У многих животных, как заметили в последнее время, спор из-за самок или территории решается не остервенелой дракой, а лишь демонстрацией силы в определенных, как говорят, «ритуальных» движениях и позах, а действительное применение силы с опасными для жизни и здоровья соперников последствиями категорически исключается.

У гадюк примерно такой же дуэльный ритуал, боевой «танец», как у гремучих змей (о котором я рассказал в книге «С утра до вечера»). Прежде думали, что это любовные игры самца и самки. Оказалось, нет: борьба самцов. Они друг перед другом возвышают головы, раскачивают их в определенном ритме, сплетают шеи в силовой борьбе, пытаясь прижать противника к земле, перевернуть вверх брюхом. Укусы почти никогда не наносятся.

Самки, которые должны родить в августе — сентябре от шести до двадцати змеенышей длиной 10–12 сантиметров, далеко от мест брачных дуэлей не уползают^[6]. Самцы и небеременные этим летом самки удаляются (иногда и за километр) туда, где живут годами. Они охраняют от других гадюк охотничьи угодья, которые считают своими (борьба за них ведется в известной уже нам ритуальной манере).

Гадюки очень привержены к своим угодьям. Если там, где гадюка живет летом (но не весной и осенью, когда происходят миграции у этих змей к местам брачных встреч и зимовок, пролегающие нередко и по чужим владениям), поймать гадюку, унести метров за двести, пятьсот и даже за километр и выпустить в таком же лесу, где жить она вполне могла бы, гадюка все равно приползет домой, на прежнее свое обиталище. Больше того, даже если на несколько месяцев задержать ее в плену, скажем в террариуме, и выпустить потом на свободу, не очень далеко, разумеется, от того места, где она была поймана, она поползет к дому, очевидно определяя свой путь по разным зримым ориентирам — особого вида пням, корням, деревьям, конфигурации кустов, лесных опушек и полян. Впрочем, вопрос о том, как ориентируются гадюки в однообразии лесных почв, по которым пресмыкаются, еще не ясен. По-видимому, и запахи играют тут немалую роль. А некоторые исследователи полагают, что солнце, а на ночном небе — звезды, как перелетным птицам, указывают путь и змеям.

Как ни странно об этом слышать, память у гадюк хорошая. Наблюдая за ними в больших террариумах, зоологи заметили поразительную преданность друг другу самцов и самок. Год за годом некоторые гадюки сохраняют «супружескую» верность и в брачный сезон только старых своих партнеров терпят вблизи себя. «Это „персональное узнавание“, — пишет один исследователь, — удивительно, так как в другое время самец, кажется, не способен с первого раза определить пол или даже вид своего возможного партнера».

Ёж и некоторые другие ночные охотники

Всю зиму ежи спят где-нибудь под кустом, валежником, под корнями или в норе (чужой или самим ежом вырытой). Еще с осени натаскали они сюда, в свои зимние спальни, много разной листвы, мох. Рыхлым комом все это уложили, внутрь кома забрались и, свернувшись, уснули до весны, до апреля.

В этой спячке тело ежа холодеет, но в любой мороз температура его не ниже 5–6 градусов. Когда спит зимой еж, он, естественно, ничего не ест, дышит очень редко, все процессы обмена в его теле идут малым темпом.

Пробудившись весной, первым делом хотят есть. Немалый труд для колючего пропитать себя, всю ночь он топает, шуршит сухой листвой, пыхтит и вынюхивает, где пахнет съедобным. Ищет жаб и лягушек, разных вредных насекомых и слизней, разоряет мышиные гнезда, гнезда сонных ос и шмелей.

Потом, сытые уже, самцы ищут самок. Часто собираются вокруг одной по нескольку, и тогда их ссоры в тихие ночи слышатся издалека.

Ежиха поначалу совсем нелюбезна. Фыркает на кавалеров, наскакивает даже. Но они надежды не теряют и всюду за ней топают (топоток не громкий, но отчетливый). Между собой недружелюбны, грубят, отпихивают соперников и тут же требуют сатисфакции, дают и получают ее — не на пистолетах, а на иглах. Фехтуют, нанося удары колючками наползающего на лоб капюшона. Потом, заметив с тревогой, что причина их ссоры далеко уже ушла на коротких своих ногах, спешат за ней, заключив временное перемирие. И так много ночей подряд. И не только в апреле, а периодами все лето до августа. Потому что самки ежей не все в одно время готовы к деторождению, а иные, родив в начале лета, еще раз рожают в конце его. В общем, от мая до сентября можно найти в лесу новорожденных ежат, но чаще всего в июне — августе.

У каждой ежихи два — десять (в среднем семь) детенышей. Они очень малы: 12–25 граммов — вес в колючках рожденных, а длина 5–9 сантиметров. Они слепы, глухи, беззубы и редкими, мягкими, белыми иглами утыканы, как плохо ощипанные цыплята. Хоть иглы и мягки, но природой все-таки, чтобы мать не поранить, приняты меры предосторожности: иголки рождающихся ежат втянуты в разбухшую от обилия в ней воды кожу. А как родятся, иголки у них сразу топорщатся, а через двое суток уже начинают расти новые, более темные и острые. Через две недели ими уже вся спина малышей густо поросла, а «молочные» белые иглы все выпали. Тогда же и глаза у ежат открываются, а еще через неделю или две прорежутся острые зубки. На одиннадцатый день ежата уже умеют шаром сворачиваться. Отец их живет с матерью, пока они не родятся, а потом удаляется и больше к потомству своему не возвращается, предоставив матери все заботы о нем.