С удостоверением "Правды" - [4]

Оказалось, где-то в недрах здания, рядом с бомбоубежищем, в котором на всякий случай была оборудована и телефонизирована, так сказать, дубль-редакция, был душ, настоящий душ, из сосков которого бежала настоящая, по-настоящему теплая вода. Никого не было, и, воспользовавшись этим, я принялся стирать белье и так этим увлекся, что не заметил, как из клубов пара возникли два высоких нагих человека. Один из них, светлоглазый, красивый, усмехнувшись, сказал:

— Без мыла не выйдет, не то бельецо. И вообще бросьте это занятие, белье я вам принесу, у меня есть запасная пара, — и, протянув руку, отрекомендовался: — Лидов. — Второй протянул мне мочалку, мыло и также скромно представился — Калашников.

Так познакомился я с двумя боевыми и самыми в ту пору любимыми военными корреспондентами — Петром Лидовым, разгадавшим тайну московской школьницы Тани, и фоторепортером Михаилом Калашниковым, человеком чистейшей души, объектив которого запечатлел для истории бесценнейшие картины великой войны социализма с фашизмом.

А на следующий день мой новый начальник Лазарев вводил меня в кабинет ответственного редактора, в огромную комнату, где было холодно, как в блиндаже на передовой, в котором из-за близости противника нельзя развести огонь. Редактор, невысокий спокойный человек, которому все та же партизанская справа придавала какую-то грузноватую медвежью стать, вышел из-за стола, передал мне только что подписанную красную сафьяновую книжечку-удостоверение, с которой я и сейчас живу, меняя лишь вкладыши, и, точно бы посвящая меня в рыцарское звание, сказал:

— Ну вот, теперь вы — правдист. Поздравляю. Это ко многому обязывает.

Каждое слово вылетало у редактора изо рта комочком пара. Он пожал мне руку.

Может быть, кому-нибудь слова эти покажутся сейчас несколько выспренними, но для меня да, думается, и для всех, кто тогда делал «Правду», они были полны смысла, звучали даже лирически. Да, звание правдист в те дни много значило, и военные корреспонденты честно утверждали снова и снова высоту этого звания в течение четырех нечеловечески трудных и небывало героических лет своей доброй работой, а иногда и жизнью, отданной в бою.

Вот мужественный Петя Лидов, первый правдист, с которым я познакомился, вступая в славное братство военных корреспондентов. Вот круглолицый, румяный, застенчивый, как девушка, Сережа Струнников, робкий человек с тихим голосом, обретавший вдруг храбрость, когда надо было сделать на фронте самый хороший снимок. Вот Миша Калашников, так сказать, король военных фоторепортеров, сраженный с фотоаппаратом в руках во время штурма Севастополя. Недалеко Вадим Кожевников. Кто знал, когда с шутками становился в ряды этой группы, что Вадиму придется выносить из-под огня смертельно раненного Мишу и принять от него последние слова… «Кассеты… кассеты… Кассеты со снимками перешли в редакцию». Как и всегда впереди, с веселыми огоньками в хитрых глазах, даже и здесь с фотоаппаратом снялся Миша Бернштейн, жизнь и смерть которого увековечил потом Костя Симонов в стихах и прозе. Вот Сережа Крушинский, спокойный, иронический человек, умевший шутить и в часы лихих бомбежек. С ним шагали мы по низким Татрам далеко в тылу врага в дни знаменитого Словацкого национального восстания, где я навсегда полюбил этого скромного и мужественного человека. Вот Лазарь Бронтман, славнейший репортер, участвовавший когда-то в первом десанте на Северный полюс и славившийся как ас репортерского дела. Молодыми глазами смотрят они сейчас на меня со старых, пожелтевших фотографий.

Но хотя остальные и постарели, сделались маститыми журналистами, известными людьми, забрались на высокие посты, былое военное братство заставляет забывать и седину, и три подбородка, и всяческие должностные приметы. Для меня они навсегда останутся такими, какими они были в те далекие фронтовые дни. И чапаевец Ваня Кирюшкин, снова воевавший на этот раз в тылах врага среди партизан Отечественной войны, и фронтовые неразлучники Вася Куприн и Митя Акульшин, славившиеся своим уменьем протиснуть в любой самый тесный номер свою заметочку, два неустанных труженика войны, которые когда-то со спокойствием и деловитостью экскурсоводов водили меня, новичка на их фронте, по траншеям и окопам Сталинграда, знакомым им, как коридор своей редакции. Вот бурно-пламенный Василий Величко, автор горячих публицистических статей, при передаче которых, как шутили мы когда-то, звенели военные провода. Вот степенный, меланхоличный Миша Брагин, ухитрявшийся совмещать беспокойную корреспондентскую работу с педантичными исследованиями военного историка.

Сколько воспоминаний связано со всеми этими людьми, этими солдатами пера, из корреспонденций которых страна, весь мир узнавали о ходе единоборства Красной Армии с объединенными силами фашизма! Старые боевые товарищи! Разве забудешь многокилометровые пешие марши с передовой на телеграф с тем, чтобы в последнюю минуту отстукать по телеграфу наспех, тут же на столе дежурного связи написанную корреспонденцию.

Какие они все разные! Но всех их объединяла любовь к «Правде», желание, чтобы родная «Правда» сообщала обо всем вперед всех и лучше всех. Подтянутый и немногословный капитан первого ранга Иван Золин. Тихий, застенчивый Борис Галантер. Мастер газетных «фитилей» Оскар Курганов. Леша Коробов, совершавший с партизанами длиннейшие рейды по тылам врага. Неутомимый Лева Толкунов, всегда неожиданно появлявшийся на горячем фронте с ворохом веселых новостей. Трудолюбивый, неутомимый Петя Синцов, иронический Ульян Жуковин и потрясатель миров Мартын Мержанов, умевший смешить товарищей под любой бомбежкой. Где-то, кажется, на Северном Кавказе, когда нам сильно доставалось, он держал с друзьями пари, что обязательно опишет дохлого Гитлера. И действительно, три года спустя он первым из корреспондентов попал в берлинскую рейхсканцелярию, это гитлеровское логовище, и одним из первых опустился в шахту, где за сутки до этого покончил с собою берлинский маньяк.