С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - [33]

Анюта всех нас поразила.

Я знаю, почему я не люблю Достоевского и этот роман! Не хочу я вспоминать то, что было первого декабря. Пусть бы оно скорее быльем поросло. Уже и год сменился, и все изменилось. Не хочу, не хочу...

Вспышка солнечной активности у моих пионеров длилась недолго. Ну, ничего. Я им сейчас готовлю два таких протуберанца! Любочке обе идеи понравились.

Насчет Дня Советской Армии завтра надо сбегать в райком комсомола.

Какой-то гад повадился в школу - выколачивает мелочь из моих пацанят. Федя второй день голодный - пирожок не на что купить. И запуганный: "Только ты никому, слышишь? А то он меня..." Слышу. И знаю.

Твердо знаю - подонков надо бить!

Сбор-полет - вот что мы устроили! На доске громадными буквами написали тему: "Города-герои".

Парты мы сдвинули так, что класс превратился в салон самолета. Весь отряд - пассажиры. Звеньевые и их помощники - парашютисты. В хвостовой части самолета - старший советник Любочка. А в пилотской кабине - штурман Антропкина и я - командир корабля. Федя прогорнил - ив небо!

- Внимание! - командую. - Наш самолет делает круг почета над городом-героем на Волге. Назовите его имя, расскажите, что знаете о его подвиге в Великую Отечественную.

Пассажиры у нас образованные, тоже готовились.

Волгоград узнают сразу. Даю команду приготовиться парашютистам. Гаснет свет, штурман включает эпидиаскоп - виды города, цветные слайды. Репортаж ведут парашютисты...

Наш самолет летит над Новороссийском, Керчью, Севастополем, Одессой, Киевом, крепостью-героем Брестом, Минском, Ленинградом, а затем берет курс на столицу нашей Родины город-герой...

- Москва! - кричат пассажиры. - Ура-а!

Не включая свет, мы поем песни о Москве - одну, другую. На стене мелькают цветные кадры.

Самолет производит посадку в аэропорту нашего города.

И тут я совершаю ошибку, которая, наверное, будет Любочке стоить выговора. Прошу пассажиров помочь "прогреть моторы". Отряд включает какой-то дьявольский форсаж, стены содрогаются от рева! И в этот момент в класс заглядывает... Афанасий Андронович. Все сорок "моторов" мгновенно глохнут.

- Мы больше не будем, - лепечет Антропкина (точно как Боря, когда нас за прически водили в "барокамеру"). - Мы моторы прогревали...

- Моторы? - недоумевает Афанасий Андронович.

И вдруг спрашивает: - А на самых малых оборотах умеете?

В Краснодоне, у братской могилы, никто не объявлял Минуту молчания. Но мы стояли как в почетном карауле. Мы понимали, чувствовали - те ребята не слез от нас ждут. Они спрашивали: "А вы? Вы готовы?"

Я хочу, чтоб мои пионеры об этом думали у Вечного огня. Чтоб они отвечали: "Всегда готовы!"

Завтра праздник - День Советской Армии.

Сколько это я за ручку не брался? Шесть... Нет, восемь дней. Да, восемь.

С утра позвонил Евгений Евгеньевич: "Привет, солдат! Выздоравливаешь? Уже встаешь? Молодец! Ждем тебя. Прости, бегу на урок... Да, вот еще что, старче.

Я все думаю о том, что произошло. У тебя не было другого выхода. У нас нет другого выхода. Есть только один способ быть большим и сильным защищать маленьких и слабых. Ну, с наступающим! До встречи!"

Как трудно, невозможно отвязаться от того, что было. Запишу, авось отпустит.

Случилось это на другой день после сбора "Города-герои". Как раз была контрольная по алгебре. У меня все сошлось, уже собирался помочь Боре, но меня тут же выставили ("Чтоб не мешал!"). Только закрыл за собой дверь мимо прошмыгнул Федя. Я его сразу узнал, хотя он и пытался спрятаться. И сразу почувствовал, что у него что-то стряслось. Он судорожно всхлипывал, дрожал: "Там... в уборной двое... Опять деньги требуют... Что же мне, воровать?"

Если б знать, где упасть, так соломки подстелил.

Знать бы мне, как оно обернется, я бы захватил Андрея, и все было бы чин по чину. Так нет же, угораздило пойти в одиночку.

Те двое курили. Минуса я узнал по фигуре, хоть он и стоял ко мне спиной. Конечно, на нем была новая куртка...

- Верните деньги, - сказал я. - Пацан голодный ходит.

- А, вожак красногалстучных! - повернулся ко мне Минус. - Вот мы и встретились...

- Кури, - протянул сигареты его дружок, поигрывая желваками. Я смутно припомнил, что он был в компании первого декабря.

- Бросил. Верните деньги.

- Тебя трогают?

- Пацанят не трогайте. Это мои ребята.

- А если мы тебе сделаем семь впадин во лбу? - Минус заржал. - У тебя что, и вправду набитая морда - нормальное состояние?

Это не он. Это в нем Вий говорил. Подонок. Он нагло бренчал награбленными медяками, пощипывая темнеющие усики. Почему-то я вспомнил заснеженную Пушкинскую Полянку шириной в тридцать два шага...

"Тогда дуэль, - подумал я. - Вот, оказывается, с кем. С Минусом".

- Он что, задвинутый? - спросил тот, с желваками, делая попытку продвинуться к двери.

- Ладно, мы отваливаем, - забеспокоился Минус.

Ему явно не светило еще раз встретиться с Андреем. - Только никому ни гугу, понял?

- Сначала верните, что награбили, - твердо сказал я.

Их было двое. Я один.

- Нас двое. Град, - с угрозой процедил сквозь зубы Минус. - Так что с тобой все ясно.

- С вами тоже все ясно. - Я стоял у двери и тякул время.