S-T-I-K-S. Второй Хранитель - [22]

Но подошел утром Максим к окну с биноклем, посмотрел внимательно на мост и вместо логичного броска в сторону дворов Ленинградского проспекта, потянул Сухроба к единственному, в их микрорайоне двенадцатиэтажному дому. В подъезд пробивались с трудом, через десяток психов и после прорыва их арсенал оскудел еще на три драгоценных патрона. Максима трясло от напряжения, на него вопросительно смотрел ничего не понимающий Сухроб, но он решительно захлопнул дверь в подъезд и побежал по лестнице.

Вот, наконец – последний этаж и плевать на заляпанную кровью комнату. А так же – плевать на обглоданные человеческие кости, обрывки женской одежды, а метнувшийся из угла псих получает заряд картечи в перекошенную рожу. «Четвертый патрон» – морщась подумал Максим и, не останавливаясь пробежал на балкон, походя свернув прикладом шпингалет на двери.

– Максим! Что случился, Максим? Что там увидел? Скажи, зачем молчишь? – Сухроб тряс за рукав прилипшего к линзам товарища. Тот медленно развернулся, сунул в руки таджику бинокль и, отводя глаза в сторону, через силу выдавил: «Эго не Архангельск!»

– Как ни Архангельск? Почему ни Архангельск? Может Душанбе и я домой приехал?

Максим стиснул зубы, стараясь не сорваться, и спокойным голосом заговорил с Сухробом, словно с маленьким ребенком:

– Возьми бинокль и смотри внимательно на асфальт дороги, видишь?

– Да смотрю, плохой асфальт, как в Таджикистан асфальт и что видишь?

– Там на дороге трещина идет до самого моста, сейчас заметил?

– Да, трещина. Но не глубокий – перешагнуть можно. Как после землетрясений.

– Так вот, все что до трещины в нашу сторону – это Архангельск, а то что после трещины… Я вообще не знаю что это за место, никогда тут не был. И мост Архангельский только на две трети. На треть к тому берегу – уже другой мост. И Двина только до моста. После моста – река совсем другая, смотри насколько уже.

И действительно, река Северная Двина в районе моста имеет ширину примерно километр, но сейчас она такой осталась только с северной стороны. А вот с южной почему-то следовало резкое сужение метров до пятисот. Знакомую до каждого столба улицу Парижской коммуны пересекала безобразная ломаная трещина, которую ничем, кроме землетрясения объяснить не получалось.

За улицей, в южном направлении, вместо стадиона Буревестник возвышалась свалка мусора, рядом с которой торчала безобразная металлическая конструкция непонятного назначения. А влево от свалки? Там, вместо уютных дворов Ленинградского проспекта сейчас торчали обшарпанные здания, сильно смахивающие на заводские. Картину завершали, похожие на латиноамериканское гетто ряды гаражей, которых в этом месте не стояло никогда.

До Сухроба дошло, наконец – какой очередной сюрприз им подкинула судьба, и он присел на диван, попросив у Максима сигарету. Таджик курил мало – только за компанию и по особым случаям, но сейчас – как раз такой случай. Решение следовало принимать быстро и за ошибки в этом жутком мире принято расплачиваться жизнью.

– Сухроб, у нас живца сколько осталось? – Озабоченно спросил Максим.

– Один пустой бутылька, второй больше половина. Почти полный второй! – Бодро отрапортовал таджик, и Максим снова поморщился.

– Паршиво. Давай примем по глоточку – сегодня еще не пили.

– Давай примем, у меня уже голова болит, висок ломит. – Поддержал друга Сухроб и они по очереди приложились к заветной бутылке.

– Без живец савсем плоха будит – сдохнем без живец. Пусть лучше псих лезет, чем живец закончицца! Где берет живец Цыган, из чего делает? Ничего не сказал – уехал молча.

– Ага, стал бы тогда его слушать! Мы с тобой ждали спасателей, забыл? Эх, не вовремя те вертолеты пролетели… Сейчас что делать будем, есть идеи? Что валить отсюда надо – факт, вопрос куда?

Но жизнь сама выдала ответ на повисший в воздухе вопрос Максима. Входная дверь в квартиру громко хряснула от мощного удара. Потом раздался еще один удар и равномерный треск – на двери здорово давили.

Сухроб и Максим бросились в разных направлениях – навстречу друг к другу. Таджик приложил ухо к входным дверям, а Максим на бетонном полу балкона судорожно разматывал бухту с веревкой.

– Мааксим, сюда, плоха, савсем плоха! – Раздалось из прихожей и Макс бросился туда с верным Мосбергом наперевес.

– Там сильный псих – кингуру там! Два кингуру и он позвал псих савсем сильный. Щас савсем сильный псих придет дверь ломать и нас жрать.

Сначала в прихожую втащили с комнаты диван и подперли двери. На диван хорошо легли два навесных шкафа с кухни, обеденный стол и здоровый двухкамерный холодильник. Пустые места забивали телевизором – плазмой, табуретками, прикроватной тумбочкой и прочей малогабаритной мебелью. Мелькнула надежда, что тупые психи не догадаются раскидывать баррикаду руками, а начнут ее тупо выдавливать. А это, учитывая узость прихожей и то, что в завал обязательно упрутся высаженные двери – ой как не просто! Даже учитывая феноменальную силу и неутомимость монстров.

Кстати – о дверях. Напуганные бардаком девяностых горожане, поставили себе железные двери почти все без исключения и лично он, с напарником Серегой – немало их сварили и установили. В этой квартире все по схеме – снаружи металлическое, средней паршивости изделие, а изнутри массивные деревянные, которые открывались внутрь и упирались в баррикаду. Толщина бетонного проема подобный фокус с двойными дверями позволяла.