— С каждым днем все интереснее. И что ты сказал?
— Я согласился. Просто он пообещал, что в случае этого — нашей наградой станет твое назначение на пост главы Опорника. У тебя будет еще шанс добраться до них, Монах. До Ани, до Маши, — Якут тревожно заглянул в лицо напарнику.
Тот помедлил и заговорил ровно и спокойно:
— Помнишь, ты говорил про судьбу?
— Ну?
— Я подумал, что может действительно не суждено нам её переиначить. Там, когда Алмаз меня бил, я понял что во всем этом — во что и тебя и себя впутал — виноват сам.
— Не ерунди, — глаза Якута уставились в пол.
— Я говорю правду.
— Нет. Я тогда слукавил.
Зеленый заплывший глаз проводника поднялся медленно на новичка:
— В смысле?
Якут вздохнул и спросил:
— Можно я заберу пистолет?
Немой кивок был ему ответом.
Рейдер спрятал в карман пушку и опустил лицо в ладони. Затем сложил их лодочкой, невидящим мученическим взглядом смотря на кровать Монаха. Якуту явно было тяжело говорить:
— Не теряй себя. Это я тогда забрал твою часть судьбы. И я не знаю — хорошо это или плохо. Я думал, что тогда, в том сельском магазинчике, когда ты показал мне фотографию Ани и Маши, ты просто развернешься и уедешь в Аминск. А я понимал, что одному мне не вытянуть там. И шансов не будет. Я в неоплатном долгу перед тобой и готов поехать в эту экспедицию и хоть как-то отдать этот долг. Монах…
Якут сделал паузу и сглотнул ком, застрявший у него в горле:
— Перед тем, как выйти на тебя и Алмаза, я видел Машу и Аню.
Повисло гробовое молчание. Монах переваривал все, что сказал ему напарник, а тот ожидал каждую секунду вспышки, от которой он зажжется как свечка. Проводник вперил взор единственного открытого глаза в лицо Якута и спросил тихим голосом:
— И они были не заражены?
— Нет. Но я не знал тогда что это они. И, если бы мы снова развернулись и поехали в Аминск… Прости.
Бывший механик-водитель медленно сгорбился, словно на его плечи положили стокилограммовую ношу. Он повернулся спиной к Якуту, лег на кровать и спросил:
— Когда экспедиция?