С Путиным или без? Что ждет Россию через десять лет - [8]

Летом 2002 г. Путин спустил прокуратуру и на него. Березовский реагировал яростно, заявляя, что диктатура принимает угрожающие размеры. Мало кто хотел его слушать. За несколько месяцев он потерял большую часть своего имущества. Его телеканал — ОРТ вновь вернулся под контроль государства. Истцы и ответчики углубились в бумаги «Аэрофлота». Его контроль над собственной нефтяной компанией — «Сибнефтью» уменьшился. Березовский уехал в Лондон, где получил политическое убежище.

Довольно сложно искренне сочувствовать Березовскому. С точки зрения журналиста, Березовский был превосходным источником информации: часто он готов был поговорить по душам на своем быстром шипящем русском или уверенном, но достаточно странном английском в роскошном до нелепости частном клубе в центре Москвы.

Но факты свидетельствуют, что в любой компании, к которой он имел какое-либо отношение, совладельцы, сотрудники и клиенты вскоре начинали проклинать его имя. Он говорил, что столкнулся с чудовищем, в котором при помощи черных технологий разведывательных служб соединились политические амбиции и коммерческая жадность. Если и так, то в равной степени можно возразить, что это чудовище им самим было создано и им же олицетворялось. Но как только Березовский обосновался за границей, он развеял свое загадочное обаяние. Его публичные заявления становились все более назойливыми. Он стал политически ядовитым: связи с ним могли принести некий дополнительный доход, но сам факт этого становился приговором для любого, кто надеялся на какое-либо политическое будущее в России.

* * *

Другие олигархи затаились, отпуская льстивые комплименты Путину и обещая избегать любого участия в политической оппозиции. Только Михаил Ходорковский, основатель и главный акционер нефтяной компании ЮКОС, был готов противостоять Кремлю. Его компания была самой организованной из всех российских бизнес-империй. Начало ее истории было довольно скандальным и, по слухам, даже кровавым. Зарубежные акционеры, которым принадлежала меньшая доля в производстве, выражали бешеное недовольство тем, что их обманывали. Собрания акционеров превратились в краткие дистанционные совещания, где повестка дня и результаты голосований подтасовывались, чтобы принять вопиюще недобросовестные решения. Говорили и о более жестких методах: мэра и менеджера нефтеперерабатывающего завода, которые создавали препятствия развитию компании, постигла преждевременная смерть (сам Ходорковский категорически отрицает причастность к этим преступлениям).

Но самым любопытным в ЮКОСе была даже не его история — вполне обычная по российским стандартам — а путь развития, на который встала компания. После краха 1998 г. ЮКОС стал легализовывать свои счета, привлекать иностранных менеджеров и независимых членов правления и заменил громоздкие и неэффективные советские технологии и стиль ведения бизнеса на передовые западные технологии управления и оборудование. На пике развития на долю ЮКОСа приходилось 2 % мировой добычи нефти. На фоне остального российского бизнеса ЮКОС был компанией с высокой гражданской ответственностью. В 2000 г. компания заплатила налог в 1,9 млрд долларов — больше, чем оценивалась сама компания в момент приватизации ее пятью годами ранее. Ходорковский тратил огромные суммы на благотворительность и в России, и за границей, от Омска до Оксфорда. Для тех, кто верил, что российские бароны-разбойники через поколение превратятся из бандитов в респектабельных бизнесменов, Ходорковский, первый в списке самых богатых людей России и шестнадцатый в мире, был вдохновляющим примером.

Но его могуществу повредила чрезмерная самоуверенность. Мало того, что Ходорковский во всеуслышание расходился с Кремлем в таких вопросах, как война в Ираке (которую он поддерживал) и дружественные отношения с Америкой (то же самое). Его благодеяния, официальные и неофициальные, стали создавать угрожающее политическое влияние. Сотни членов обеих палат парламента, высокопоставленные должностные лица и министры в значительной степени зависели в принятии решений от заботливой щедрости империи Ходорковского. По стандартам прошлых лет в этом не было ничего особенного. Каждый богатый русский имел солидный фонд заработной платы, и чем больше была казна, тем более внушительных работников он покупал. Но настали новые времена: Путин не желал терпеть никаких соперников во власти, а особенно с такими грандиозными планами в энергетической сфере, во внешней и внутренней политике.

Подготовка Ходорковским независимого нефтепровода напрямую ставила под удар жизненно важную монополию Кремля на экспорт нефти. Условием, возможно, был план Ходорковского слиться с «Сибнефтью», другим российским нефтяным гигантом, а затем привлечь американскую нефтяную компанию в качестве крупного стратегического инвестора новой компании. Это было бы не только профессиональным и выгодным коммерческим ходом, но и серьезной политической подстраховкой из Америки. В этом случае Ходорковский мог бы стать практически неуязвимым. Кремль перешел к чрезвычайным мерам, арестовал его ближайших соратников, прозрачно намекая на свое недовольство. В ответ на это Ходорковский отправился в служебную командировку по городам России (которая получила широкое освещение в СМИ) с целью встретиться с региональными лидерами восточной России. Кремль воспринял это как объявление войны. В этом сражении Ходорковский мог только проиграть.