С попутным ветром - [75]

— Потомок королей!.. Должен ли я обращаться с вами сообразно вашему происхождению? Можно ли быть уверенным, что это не измышление вашего находчивого ирландского ума?

— Я рассказал вам свою историю, — ответил я, — только потому, что вы король, а я по молодости лет еще верю в королевскую честь. Вы не найдете никого, кто мог бы и захотел подтвердить мое происхождение. Англичан больше устроило бы, чтобы я умер, как, собственно, и меня, будь я на их месте.

— Похоже, вы не испытываете к ним ненависти, — сказал он. — Это все-таки странно.

— Каждый из нас делает то, чего не может не делать. Я готов убить волка, который режет моих овец, но я понимаю его. Если волк должен умереть ради того, чтобы мои овцы уцелели, да будет так. Но несправедливо ненавидеть волка за то, что является его натурой.

— Ха! Так вы к тому же еще и философ? Ну, и как бы вы поступили на моем месте?

— Ваша воля, Ваше Величество. На вашем месте я бы дал мне свободу, чтобы я вернулся в Англию и в один прекрасный день выкупил ранее принадлежавшие мне земли.

— Как выглядит ваш родной край?

— Это зеленый край, сир. Яркая зелень перемежается нагромождениями гранитных скал, зеленые холмы и огромные скалы, поросшие у подножия мхом. Густых лесов, которые когда-то покрывали Ирландию, уже нет, но земля сохраняет память о них, так же как скалы хранят память о море, которое когда-то обмывало их и обтачивало.

Стены моего дома были сложены из серого гранита, а потолочные стропила были дубовые. Мебели было мало, но всю ее сделали из дуба. А мимо крыльца протекал ручей — он бежал стремительно, журча и клокоча падал с крутой скалы и впадал в море, в небольшую, почти замкнутую бухточку, где можно держать лодку. А дальше — море, полное рыбы. Морские волны с ревом и рыком обрушиваются на древние скалы. На лугах пасутся овцы, кое-где разбиты сады, тропинка вьется вверх по холму, по ней так приятно идти в утренний туман или в вечерние сумерки!

А по бескрайним вересковым пустошам можно часами скакать на чудесных ирландских лошадях или на диких пони. Это прекрасный край, сир, созданный Богом для того, чтобы люди жили и любили друг друга. Я мечтаю вернуться туда навсегда и больше никуда не уезжать.

Он покачал головой:

— Поистине невозможно удержаться от стремления к такой райской жизни. Ваш дом цел?

— Дом сожжен, сир. Но то, что сделано руками человека, может быть выстроено заново. Для того я и возвращаюсь.

— Ну что ж, отправляйтесь с Богом. — Он бросил на стол кошелек. — Короли должны делиться друг с другом. У вас нет шпаги?

— У меня ее отобрали, когда я попал в плен.

— Ах так! — Он обернулся к адъютанту, который стоял у него за спиной: — Габриель, принеси серебряную шпагу.

— С серебряной рукоятью? Но, сир...

— Принеси, говорю тебе. Сейчас тяжелые времена, а этот ирландец доставил мне несколько приятных минут своими речами и манерами. Возможно, он королевского рода, а эта шпага достойна самого короля!

Шпага оказалась превосходной — с тонким лезвием, по меньшей мере сорока дюймов длиной, обоюдоострая, как бритва. В серебряный эфес с красивой чеканкой сверху был вделан крупный изумруд. Ножны также были разукрашены.

— Возьмите и ступайте своей дорогой. Габриель, подыщи ему хорошую лошадь. И вот вам еще это.

Взяв листок бумаги, он вывел на нем ровным почерком: «Пусть податель сего, Тэттон Чантри, едет, куда пожелает» и подписал: «Генрих».

— Ну, поезжайте, и пусть вам сопутствует удача!

Уходя, я услышал, как Габриель спросил:

— Вы в самом деле думаете, что он потомок королей?

Король Генрих рассмеялся:

— Не важно. Он ведет себя с королевским достоинством, и манеры его величественны. Он скрасил мне это утро, а это такая редкость в наши мрачные и темные времена.

Мне подвели великолепную серую в яблоках лошадь с черной гривой и хвостом. Вскочив в седло, я вспомнил сказанные королем слова и громко воскликнул:

— И ты, Генрих, обладаешь королевской осанкой и благородными манерами!

Глава 26

Я ехал по дорогам Франции в полном одиночестве, один обедал в придорожных тавернах или же, расположившись на обочине, закусывал хлебом с сыром и вином, пока мой добрый конь щипал зеленую траву на лужайке.

Дул сильный ветер, часто лил холодный дождь, и я закутался в темный плащ. Беспрерывные войны утомили жителей, они стали хмуры и враждебны, отказывались иметь дела с такими, как я, странниками, возвращавшимися с войны, но долго провожали меня взглядом, рассматривая моего коня и шпагу с серебряным эфесом.

Я ехал и ехал вперед, избегая большаков, опасаясь, что меня могут задержать. И однажды это все-таки произошло.

Сопровождаемый шестью солдатами офицер с важным видом сделал мне знак остановиться.

— Кто вы такой и куда направляетесь? — спросил он.

— Я еду в Руан, — сказал я, — от короля Генриха Наваррского.

После этого тот несколько умерил свой пыл, но не хотел мне верить, пока я не подъехал вплотную и не показал ему бумагу короля. Офицер изумленно прочитал ее и поднял глаза на меня.

— В жизни не видел таких писем! — воскликнул он. — Должно быть, вы очень важная персона!

— Я просто странник, и, если вы удовлетворены, позвольте мне ехать дальше.