С попутным ветром - [69]

— А вы сами, капитан Чантри?

— Я сдамся вам лично, вам, испанскому идальго.

Он улыбнулся:

— Ах, капитан! Хитрый ход! Мне представляется возможность выглядеть победителем, ваша команда будет спасена, а вы станете моим пленником, положившись на мою честь, не так ли?

— Совершенно верно.

— Далеко ли наши корабли?

— Очень близко.

Он рассмеялся, вполне довольный таким решением.

— О, превосходно! Прекрасно! Я запомню это, капитан! — Он на минуту задумался. — На мачте корабля поднят английский флаг? Думаю, лучше спустить его, чтобы наши суда не открыли огонь.

— Разумеется, — согласился я. — Так я могу рассчитывать на ваше слово?

— Да, капитан, можете.

Выйдя на палубу, я прежде всего посмотрел по правому борту. Шлюпка с матросами шла на всех парусах и была уже в нескольких сотнях ярдов. Потом я перевел взгляд на испанские суда. Им понадобится еще по крайней мере полчаса, чтобы добраться сюда. К тому времени шлюпка скроется из виду.

Повернувшись, я посмотрел на дона Винсенте. Он уже открыл люк и выпустил из трюма своих матросов. Они вышли на палубу.

С минуту он смотрел на меня холодным и испытующим взглядом, однако ничто больше не могло мне помочь. Отныне я был его пленником.

Глава 24

Да, я действительно стал пленником, но ни с одним пленником не обращались так хорошо, как со мной. Не знаю, какое положение занимал в обществе дон Винсенте, но он явно пользовался большим влиянием. Его решение относительно моей судьбы осталось в силе. Своим соотечественникам он объяснил, что судно получило в бою тяжкие повреждения, что мы захватили его, но он договорился со мной, что я возвращаю галион и сдаюсь в плен при условии, что он отпустит моих матросов.

Испанские офицеры приняли меня как равного и с самого начала обращались со мной хорошо. Я все время говорил по-испански и существенно продвинулся в нем. Это прекрасный язык, и я с большим удовольствием говорил на нем, наслаждаясь его звучанием.

Наконец мы прибыли в Кадис. Когда галион бросил якорь в старом порту, у меня защемило сердце. На борту все было хорошо, но сейчас я был в Испании, а Испания инквизиции — наш враг. Что теперь будет со мной?

Ответа не пришлось ждать долго — от берега отвалила лодка и подошла к нашему борту.

По трапу поднялся офицер — человек лет сорока с твердыми чертами лица, солдат с головы до пят.

— Дон Винсенте? Я капитан Энрике Мартинес и прибыл за пленным.

— За пленным? Но ведь этот пленник — мой! Я взял его в плен и намерен содержать его сам. По крайней мере, пока не получу выкуп.

— Но я не думал...

— Совершенно справедливо, капитан, вы не думали. Теперь у вас есть время подумать. Повторяю: это мой пленник. И добавлю — мой гость. Если он понадобится вашему начальству, вы его можете найти в моем доме, — закончил дон Винсенте и повернулся, чтобы уйти, но капитан остановил его:

— Дон Винсенте, я сожалею...

— Не надо сожалеть, капитан. Это пустое занятие, мой друг, а у вас, вероятно, есть неотложные дела. К вашему сведению, когда я был его пленником, со мной обращались как с джентльменом, и теперь, когда мы поменялись местами, с ним будут обращаться таким же образом.

Его манеры и хладнокровие были поразительны. Я стоял молча. Дон Винсенте, не прибавив больше ни слова, повернулся и ушел.

— Мне очень жаль, капитан Мартинес, — сказал я, — но таков был наш уговор.

Он пожал плечами:

— Я понимаю, капитан. Вам действительно очень повезло. Уверен, ни один пленник, взятый Испанией, не оказывался в таких прекрасных условиях. Дон Винсенте и его семья — благородные люди во всех отношениях. — Он развел руками. — Я выполнял свой долг. — Он помедлил. — Но у вас могут быть неприятности с инквизицией. Она, возможно, не проявит должного уважения к дону Винсенте.

Дом дона Винсенте был очень красив. Я еще не видел здесь таких прекрасных зданий. Мне предоставили комнату, обставленную изящной мебелью.

Дон Винсенте был моложе меня. Это был красивый юноша, единственный сын в семье. Мы подолгу разговаривали с ним обо всем на свете. Но вот однажды он заговорил о выкупе.

Я боялся этой темы: кто станет платить за меня выкуп? Я одинок, у меня никого нет. Иногда капитаны и военачальники, например, сэр Джон Хокинс, выкупали своих пленных, но я всего лишь месяц пробыл в море, когда это приключилось со мной.

Герцог Камберлендский? Но что ему до меня? К тому же он не был так уж богат. Хотя у него были обширные поместья, но он был обременен долгами. Ожидать помощи мне было не от кого.

Моих собственных небольших средств на выкуп не хватит. Как только это выяснится, у меня не будет никаких шансов на освобождение и даже на то, чтобы сохранить то положение, в каком я нахожусь сейчас. Испанцы, конечно, думают, что у меня большое состояние, на самом же деле у меня нет ничего.

— Видите ли, дон Винсенте, — сказал я ему, — я из ирландской семьи, разоренной во время войны.

Он с сочувствием посмотрел на меня:

— Лишиться семьи — очень тяжело. А как же вы тогда жили?

— Как придется, — ответил я. — Я намеревался стать солдатом и сделать военную карьеру.

— Но разве у вас не принято покупать офицерский чин?

— Да, принято, но иногда...

— Ах да, вы ирландец! Я знаю одного ирландца, он генерал в нашей армии, его зовут О'Коннор!