С планеты Глодабла - [2]
Никто их не любил. Никто не испытывал к ним неприязни столь сильной, чтобы желать гибельной войны.
Торговля на деле свелась к минимуму. Апициане закупали огромные объёмы пищи и расплачивались редкими металлами. Однако экономика их планеты не производила почти ничего, в чём нуждалась бы Земля. Её города давно достигли такого уровня утех и развращённости, что сравнительно монокультурное существо вроде гражданина планеты Глодабла не производило на людей большого впечатления. Слово «апицианин» обзавелось неприятными коннотациями: «плохие манеры», «обжорство» и «немедленная оплата».
В обществе кредита немедленная оплата считалась варварством, но в конечном счёте была лучше никакой.
Трагическая развязка в отношениях двух сообществ наступила после злополучного пикника госпожи Чао, которая гордилась тем, что в её жилах течёт древняя чайнизская кровь. Госпожа Чао решила насытить Шмекста и других апициан до такой степени, чтобы они всё-таки прислушались к голосу разума. Она устроила пиршество, по качеству и количеству пищи сравнимое лишь с празднествами давно прошедших эпох, когда ход истории ещё не был искривлён многочисленными войнами, кризисами и культурными революциями. Госпожа Чао обшарила все музеи Земли в поисках кулинарных рецептов.
Этот званый обед транслировался на телеэкранах всего мира. Пир устроили в павильоне, выстроенном в древнечайнизском стиле. Невесомая конструкция из сухого бамбука и бумажных стен походила на мираж; её крышу, как предписывали старинные обычаи, покрыли тростником. Павильон освещали бумажные фонарики с самыми настоящими свечами. Полсотни избранных апицианских гостей блестели, точно древние идолы. Их перья искрились на свету, а суставы лопастеподобных больших пальцев так и щёлкали, пока апициане вели разговоры — телепатически и без запинки — на любом земном языке, который влёгкую извлекали из голов слушателей.
Трагической развязкой стал пожар. Огонь поглотил павильон и прервал пиршество. Госпожу Чао спас Кальвин Дредд. Апициане спаслись бегством. Выжили все гости, кроме одного. Кроме самого Шмекста. Шмекст задохнулся.
Он испустил телепатический вопль, эхом отразившийся в живых голосах всех людей, других апициан, а также животных в пределах досягаемости; телезрители мира вдруг услышали какофонию — птицы пищали, собаки лаяли, кошки орали, выдры хрипели, одинокая панда исключительно громко и резко хрюкала. Затем Шмекст погиб. Какая жалость…
Вожди Земли застыли, не понимая, как вести себя перед лицом трагедии. На другом конце мира за происходящим наблюдали Владыки Инструментальности. То, что они увидели, было поразительно и отвратительно. Кальвин Дредд, всегда отличавшийся хладнокровием и умевший владеть собой, приблизился к останкам павильона. Нго лицо исказилось; Владыки не могли понять, что творится у него на душе. Лишь когда Дредд в четвёртый раз облизал губы и Владыки увидели ручеёк слюны, бежавший по его подбородку, они поняли, что агент обезумел от аппетита.
К Дредду присоединилась госпожа Чао, словно гонимая к павильону некоей безжалостной силой.
Госпожа Чао была не в себе. Её глаза сверкали. Она кралась по-кошачьи. В левой руке она сжимала чашу и палочки.
Зрители по всему миру глядели на экраны и не могли осознать увиденное. Два встревоженных и ошеломлённых апициаиина следовали за людьми, задаваясь вопросом, что же сейчас произойдёт.
Внезапно Кальвин Дредд протянул руку и вытащил труп Шмекста.
Огонь прикончил апицианина. На его теле не осталось ни пёрышка. Характерная сухость бамбука, бумага и многие тысячи свечей сделали своё дело — Шмекст пропёкся.
Телеоператора посетило вдохновение. Он включил ретранслятор запахов.
По всей планете Земля, где бы люди ни собрались, чтобы поглазеть на непредвиденную и исключительно любопытную трагедию, они уловили запах, давным-давно позабытый человечеством. То был аромат жареной утки.
Ни один запах прошлого не мог сравниться с этим непредставимо божественным ароматом. Миллионы человечьих ртов наполнились слюной. Люди по всему миру отвлекались от телеэкранов, чтобы посмотреть, нет ли в округе апицианииа. В тот миг, когда Владыки Инструменталькости приказали прервать трансляцию вопиющей сцены, Кальвин Дредд и госпожа Чао принялись поедать жареного апицианина по имени Шмекст.
В течение двадцати четырёх часов почти всех апициан на Земле подали к столу: кого с клюквенным соусом, кого печеным, кого зажаренным в традициях южной кухни. Глубокомысленные земные вожди устрашились последствий столь нецивилизованного поведения. Даже промокая губы и прося принести очередной сэндвич с уткой, они ощущали, что мерзость их действий перешла все границы.
Мыслеблоки, которые апициане ставили, чтобы предотвратить тот или иной человеческий поступок, не работали: при виде апициан люди погружались в недра подсознания и делались рабами безумного голода, преобразившего цивилизацию.
Владыкам Инструментальности удалось окружить заместителя Шмекста с небольшим числом апициан и переправить их на корабль.
Солдаты, глядя на апициан, то и дело облизывали губы. Капитан, охранявший гостей государства, прикидывал, сможет ли он подстроить несчастный случай. Как ни жаль, спотыкающиеся апициане не ломали себе шеи и, пытаясь спастись, продолжали метать в людей яростные мыслеблоки.
