С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить - [11]
Мы выпили по маленькой кружке пива (или по паре кружек пива) в двух-трех, а может, и в четырех барах и потом отправились в ресторан, чтобы съесть стейк. После ужина на улице стемнело, и мы решили зайти в один многолюдный бар. Двери бара были гостеприимно распахнуты, в воздухе витали звуки танго, и толпа посетителей выплеснулась на улицу. Повсюду слышались разговоры людей, довольных хорошим вечером. (Другими словами, этот бар ничем не отличался от остальных баров Буэнос-Айреса.)
Мы уже начали чувствовать себя коренными жителями этого города, поэтому заказали пиво местной пивоварни, расположенной в районе Квилмес. Хотя народу было много, в конце зала мы нашли два свободных места за столом, за которым уже сидела компания из шести молодых людей.
Пиво нам принесли так, как принято подавать в местных барах: на горлышки бутылок были надеты стаканы. Вместе с пивом нам подали две плошки с недорогой закуской из корнишонов. Свернутый пополам счет лежал под одной из мисок. Здесь было принято оплачивать все счета за один раз, перед тем как клиент покидает заведение.
Мы принялись рассматривать посетителей. Судя по тому, что здесь находились люди в приличных костюмах и в рабочих комбинезонах, среди посетителей были представители разных классов.
Мы стали вполголоса переговариваться о том, как провели этот вечер. Мы проехали на пригородном поезде, смогли разобраться в схеме метро, съели по отличному стейку и чувствовали себя немного опьяневшими и приятно расслабленными. Вот выпьем еще по паре пива и решим, что делать дальше.
Вскоре один из сидевших за столом парней обернулся и сказал: «Привет». Очевидно, наши соседи хотят завязать с нами разговор. В то время я еще довольно плохо говорил по-испански, а Эуан вообще не знал этого языка. Но, как часто случается во многих странах мира, наши собеседники немного понимали по-английски, и мы начали разговор на этом языке.
– Да, мы впервые в Буэнос-Айресе.
– Да, нам тоже очень нравится этот город.
– Нет, мы не туристы. Мы здесь работаем и совсем недавно приехали в страну.
Наши собеседники представились: Карлос, Рауль, Андре и так далее. Мы также представились, и разговор продолжился.
– Да, мы заметили, что здесь очень много красивых девушек.
– Нет, на футбольном матче мы еще не были, но скоро сходим. Насколько нам известно, в районе Квилмес есть своя хорошая футбольная команда.
– Да, мы в курсе того, что чемпионат мира по футболу 1978 года пройдет в Аргентине.
Я подозвал официанта, или mozo по-испански, и заказал еще пару пива.
– Не-не-не, мы точно не американские гринго. Мы британцы.
– А-а-а, я понимай, значит, вы англичане? Вы живете в Лондрес, верно? – спросил Карлос.
– Ах, нет! Йа не англичанин! Йа из Олста, – сказал Эуан.
На лицах наших собеседников было написано полное непонимание.
– Йа из Ойрлендии!
Не забывайте о том, что даже мне зачастую было очень непросто понять Эуана, а нашим новым друзьям и подавно. К тому же Эуан сильно выпил и стал растягивать и слегка зажевывать слова. Я быстро объяснил, что Ольстер – это не Англия и не Ирландия. Мне казалось, что я удачно разрулил и разрядил потенциально опасную ситуацию, но был крайне удивлен следующим вопросом:
– Значит, вы англичане. Что скажете по поводу Las Malvinas[11]?
Я был совсем молодым парнем и в то время понятия не имел о каких-то Фолклендских островах, расположенных примерно в четырехстах тридцати километрах к востоку от самой южной точки материковой части Аргентины. Я не подозревал, что вот уже много лет эти острова являются предметом споров между Аргентиной и Англией. До войны между двумя странами оставалось еще десять лет, но уже тогда я понял, насколько важным и болезненным для политического самосознания аргентинцев был вопрос о принадлежности островов Las Malvinas.
В общем, я был в полной «непонятке», но Эуан, естественно, знал все, что можно знать об этих островах.
– Ах! Все это полная ерунда, чушь полнейшая!
Тут тон и настроения наших собеседников изменились. Всего несколько секунд до этого ребята расплывались в улыбках и поддерживали наш дружеский, хотя и неуклюжий из-за недостаточного знания языка разговор, но после этой фразы стали очень серьезными. Все они заметно напряглись.
Частично на ломаном английском, но большей частью по-испански, который я переводил Эуану по мере своих сил, они стали обвинять злых английских пиратов, укравших их острова. Все это могло напоминать, как в свое время испанцы обвиняли Фрэнсиса Дрейка[12] в разбое и в том, что он отобрал у них золото, которое те в свою очередь украли у индейцев.
У Эуана, как я уже упоминал, была прекрасная память, из глубин которой он начал извлекать один за другим аргументы, говорящие о том, что парни заблуждаются. Он напомнил им некоторые правдивые и весьма нелицеприятные факты покорения их испанскими предками Южной Америки. Он говорил о судьбе коренного населения, пережившего самый настоящий геноцид. «Британцы, – вещал Эуан, – никогда не позволяли себе такого поведения».
